стихом во всех анналах.

Ей смерти грезится личина,

Загадка сложная небес,

На лицах жёсткие морщины,

Уста пророков без словес,

Глазницы впалые, седины;

Фантом мистических законов,

Что Рок создаст иль запретит.

Жезл позабытых фараонов,

Чьё имя стёрто с Пирамид,

Их саркофаги, ряд пилонов.

Земля в густом и чёрном иле,

Ящероногий бог реки[180],

Суда, которые тащили

За нос псоглавый бурлаки[181]:

Бог дал им жалкие усилья.

Парящий ястреб[182], непокорный,

Его перо – алмаза блик;

Гадюки, водный червь проворный,

Где влажно-вялый рос тростник;

Блеск горла гибкой кошки чёрной.

Течёт, как свиток, вновь раскрытый,

Пурпурной засухи поток;

Расплав небес, в огне разлитый,

Без ливней, суше, чем песок,

Сжигает грудь земли убитой.

Египет солнце растерзало,

Шершавит губы всем жара,

От зноя щёки пышут ало,

Палят их южные ветра,

Из пыльных врат вонзая жало.

Так она грезила, бледнея,

Наплывом чувств возбуждена.

Для вздохов сердцем холодея;

Ведь больше, чем любовь она:

Род её царский – Птолемеи[183].

Её краса её объяла,

Как сброшенная кожа змей[184]

Провидца как-то покрывала.

Но освящать не стали с ней,

Жрецам быть в коже не пристало.

Она презрит богов основы,

И жизнь, и смерть, и рок, и страх,

Раскол вражды, любви оковы,

Всё то, что есть в людских сердцах,

И что сгубить себя готово.

Она предвидит, шепчут губы

Всё, что решили небеса,

Звучат при Акциуме[185] трубы,

Вдаль убегают паруса,

И абордаж, и дыма клубы.

Как рот смеётся винно-красный!

Закончен праздник жизни всей.

Вот пряный саван, и прекрасный

Груз белой соды для мощей[186],

Покрыли ею труп безгласный.

Он иль не он, как звук гармоний

В живом, в нём жизнь её жила.

И зрит она в пылу агоний

Путь к смерти, что она прошла:

Богиня, рядом с ней Антоний.

Кристина Россетти[187]

(1830–1894)

Из сборника «Рынок Гоблинов и другие стихотворения» (1862)

Фата Моргана[188]

Голубоглазый дух вдали

Стремит свой к солнцу путь, смеясь;

За ним гонюсь я от земли,

Пыхтя, трясясь.

Лучи он вяжет за концы,

С дремотной песней мчит вперёд,

Где колокольчик у овцы

Ко сну зовёт.

И я смеюсь, оживлена;

Хотя рыдала до сих пор:

Надеюсь, лягу я одна,

Смежу свой взор.

Помни

Меня ты вспоминай, когда уйду,

Уйду в сырую землю на покой,

И не придержишь ты меня рукой,

Когда я повернусь чуть-чуть в бреду.

Мне покажи дней наших череду,

Все замыслы свои, свою нужду

Мне сообщай, и помни день-деньской:

Молиться и советовать с тоской

Я не смогу; ты помни, я ведь жду.

Но если ты забудешь обо мне,

Пусть ненадолго, не горюй тогда:

Ведь если тьма с гниеньем без труда

Мне заглушают мысли, лучше ты

Забудь и улыбайся в тишине,

Чем погружаться в скорбные мечты.

Когда умру, любимый

Когда умру, любимый,

Печально ты не пой;

Пусть кипарис и розы

Не плачут надо мной.

Но лишь трава густая,

Что в ливнях, и в росе,

Захочешь, можешь помнить,

Или забыть, как все.

Я не увижу тени,

Не ощущу дождя;

И не услышу боле

Стенанья соловья.

Мечтая в полумраке —

Исчез закат, рассвет —

Возможно, я всё вспомню,

А, может быть, и нет.

День рождения

Моя душа – как иволга,

Что у гнезда в листве поёт,

Моя душа – как яблоня,

Чью ветвь сгибает сочный плод;

Моя душа – ракушечка,

Что тихо плещется в волне,

Моя душа всех радостней —

Моя любовь пришла ко мне.

Мне трон шелковый сделай ты;

Укрась пурпурным, голубым;

Гранат, голубок вырежи,

И с сотней глаз павлинов к ним;

Обвей лозой из золота,

Сребристым fleurs-de-lys[189] в огне;

Ведь жизни день рождения

Настал, любовь пришла ко мне.

После смерти[190]

Опущенные шторы, пол метённый,

Боярышник и розмарин лежат

На ложе, где лежу я, и кружат

Там тени от плюща – узор сплетённый.

Он надо мной склонился, угнетённый,

Я слышала, его слова дрожат:

«О бедное дитя!» – он сник, зажат,

Он плачет, знаю, в тишине бездонной.

Не приподнял он саван – посмотреть

Моё лицо, мою не взял он руку,

Подушки мне под голову не взбил;

Увы, живой меня он не любил,

А мёртвой – пожалел; что ж, знать не мука,

Что тёплый он, меня ж сковала смерть.

Из сборника «Развитие принца и другие стихотворения» (1866)

Тщетность красоты

Пока здесь алеет роза,

И лилия вся бела,

Зачем свой лик от восторга

Женщина вознесла?

Она не мила, как роза,

И лилии не стройней,

Но будет алой иль белой,

Только третьей быть ей.

Иль в лето любви – румяна,

Иль в зимы любви – бледна,

Иль красотой щеголяет,

Иль под вуалью она,

Будет румяной иль бледной,

Прямой иль склонённой тут,

Время с ней