запал?

Ведь он без притворства, вздыхая,

От счастья и горя устал;

Он меньше в заботах о славе,

Чем древний бескудрый кумир,

Он юн, но как старец в забаве,

И слабый, как мир.

От крайних ворот прямо к храму

Пришёл я, где молится грех;

О, мук наших Лютая Дама,

Надзор твой смертелен для всех!

Последний напиток порока

Мы пили из чаши разлук,

Долорес – роскошна, жестока,

Мадонна всех мук.

О это вино вожделенья —

Двух уст единенье, пока

Нет век и волос пламененья;

Слюна от змеи-языка,

Слюна от змеи-наслажденья,

Как пена морей солона;

Я – пламя, свободен в теченье

Благого вина.

Кто избран тобой, от утробы

Испорчен, помечен крестом!

И лгали они без стыдобы

Богам, что нас ранят бичом;

Мудры их особые лица;

Позволь мне войти в этот круг,

Жена моя, мать и сестрица,

Мадонна все мук.

Венец нашей жизни-занозы

Есть тьма, праха нашего плод;

Шипы так не вянут, как розы,

Любовь, а не похоть гнетёт.

Прошедшее – лишь для глумленья,

Любовь наша – труп иль жена;

Супружество, смерть, сожаленья:

Жизнь крайне скудна.

С тобой наше прошлое горе,

Мы сыты печалью одной;

Мы знаем тебя лишь в позоре,

Срывая цветок твой блажной;

Экстаз, что сразил – воскрешает;

Боль страсти, как ливень – весь луг,

Влюблённых твоих орошает,

Мадонна всех мук.

Восторг твоих бурных объятий

Желанней нам мудрости лет,

Хоть кровь на листве, как заклятье,

Слезами пропитан весь цвет.

Ты ради владыки портала

Для тех, кто и жив, и любим,

Всегда кипарис бы вручала,

А мирт – неживым[155].

Смеяться они были рады,

Мирились, забыв про раздор,

Боль, плавясь в слезах, – им услада,

Смерть с кровью, то жизнь и задор.

Любя, они млели во мраке,

Их шёпота слышен был звук

В твоём тайном храме, у раки,

Мадонна всех мук.

Во тьме добродетель – порочна,

Нет солнца в часовне твоей,

Напев соблазнял полуночный,

И двое сливались сильней.

Твои зазвучали мотивы

С тех пор как Господь стал светить,

Твой ладан курился игриво,

Чтоб грех подсластить.

Эрот, словно пепел, бледнеет,

Сминаются кудри венком,

Хоть вялые веки влажнеют,

Смеётся он алчущим ртом.

Но ты успокой его лаской,

Священной гармонией фуг,

Твой локон ему станет маской,

Мадонна всех мук.

В борьбе ослепи его, млея,

И руки, и ноги свяжи,

К губам его льнут твои змеи,

К рукам его – гнёт твоей лжи.

Хоть днём его криком пронзишь ты,

Он грезит тобой среди бед,

И ночью его подчинишь ты,

Хоть спит он, хоть нет.

Ты розы его забагрянишь

Не соком плодов иль цветов,

Ты дух его чувством заманишь,

Вдохнув в него жизнь через кровь.

О милости просим законной:

Не чахнуть и жить без потуг,

Долорес – резва, непреклонна, —

Мадонна всех мук.

Мечтала ль ты в миг просыпанья,

Лишь стих твоей жизни пожар,

О днях без числа и названья,

Когда нанесёшь всем удар;

Когда, о богиня, ты страстью

Гнала пьяных римских царей —

И все тебя звали, Таласса[156],

Что пены белей?

Когда ты влюблённым польстила,

До крови секла их у стен,

Руки твоей – дротика – сила,

Разила детей перемен;

Когда вражья кровь закипела

В песке, то ударил твой лук

В царя их – кто раб твой всецело,

Мадонна всех мук.

Песок был от бурь не дрожавший,

Не влажный от прибывших вод,

От пены волны набежавшей,

От ветра, что грозы несёт;

Но полный следов твоих красных,

Ведущих к владыкам всех стран,

Огонь на их лицах прекрасных,

Им меч грозный дан.

К утехам твоим – гладиатор,

Он бледен и бьёт его дрожь,

В мученьях он не триумфатор,

И слишком для смерти хорош.

Твой сад был с огнями живыми,

Мир – конь, но твоих ждёт подпруг,

Твой портик – с людьми всеземными,

Мадонна всех мук.

Там пламенем весь окружённый,

Стоял, как арфист на пирах,

Красивый тиран непреклонный[157],

В венке и со смертью в руках.

И звук, словно звук водопада,

Разил сквозь горячий эфир,

Средь молний огня без пощады

И грохота лир.

Не снится ль тебе то, что было,

Все царства древнейших царей?

Грустишь ли о том, что погибло,

Здесь, в мире лишь новых вещей?

Но грудь твоя неистощима,

Голодным хулить недосуг

Уста, что в крови одержимы,

Мадонна всех мук.

С тех дней (сердца были светлее)

Сверкала изяществом ты,

Телесный твой клад стал белее

С румянцем любовной мечты,

С рубцами от пылких объятий,

Где синь – поцелуев печать.

Когда все уйдут благодати,

Ах, что нам терять?

Ты в древнем обличье красива,

И тело – мелодий канва,

Податлива и похотлива,

Ты музыкой страсти жива.

Что, боги, звало нас покинуть

Тебя ради скромных подруг?

Позволь нам невинность отринуть,

Мадонна всех мук.

Хотя храмы Весты[158] бесстрастны,

От этого пыл не погас;

Глаза или локон атласный

В лобзаньях безлики для нас.

Эрот ищет жертвы в восторге

Себе и тебе заодно;

Распущены косы средь оргий:

Лобзанья,