– Чарли стоит у окна. И… и ты в углу.

– Я?

Я кивнула.

– Каким ты был после вечеринки у Селии. Пожалуйста, не спрашивай.

– Я могу остаться.

Я опять кивнула. Выскользнула из рук Майлза и подошла к шкафу, открыв дверцу прямо в лицо Кровавому Майлзу.

Сняла рубашку и джинсы и надела пижаму.

Майлз сел на край кровати и стянул ботинки.

– А твои родители? – спросил он.

– А мы ничего такого не делаем. Кроме того, они, возможно, не настоящие.

– Думаю, твоя мать ненавидит меня, – сказал Майлз.

– Я сама вроде как ее ненавижу, – сказала я и была потрясена тем, что так оно и есть. – Маме надо было это услышать. Спасибо, что сказал.

Я закрыла дверцу шкафа. Несвежее дыхание Кровавого Майлза колыхнулось около моего уха и щеки. Я отскочила от него и забралась в кровать к Майлзу. Он лег и обнял меня за талию. Я не знала, как лучше расположиться: если отвернуться от него, то на меня через окно таращилась Чарли. Повернусь к нему лицом – Кровавый Майлз маячит над его головой. Я легла лицом в подушку и закрыла глаза.

Все это было не настоящим. Они были не настоящими.

Майлз прижался ко мне и спрятал лицо в моих волосах. Он мог сколько угодно говорить, что не понимает эмоций, но иногда мне казалось, что он различает их куда лучше, чем кто-либо еще.

Дужка его очков уткнулась мне в висок. Мне это понравилось – напоминало о том, что он рядом.

– Майлз?

– Да?

– Не уходи.

– Не уйду.

Утреннее солнце пробралось в комнату, осветив мои артефакты и веснушки на лице Майлза. Простыни рядом с нами были скомканы. Одна его рука покоилась под пижамой и согревала мой живот, а другая подпирала его подбородок. Тело Майлза заслоняло от меня большую часть комнаты, и мне пришлось медленно перевалиться через него, чтобы осмотреться.

Кровавый Майлз исчез.

Чарли тоже.

Эта мысль поползла было дальше, но я не пустила ее: Чарли не было. И все. Никакие надежды, никакие желания не вернут ее. Это невозможно.

Дверь приоткрылась. Моя мать. Я встретилась с ней глазами, ожидая, что она ворвется к нам, начнет кричать, посадит меня под домашний арест за то, что наврала ей вчера, за то, что убежала из дома так поздно, за то, что позволила Майлзу спать в моей комнате. Но она не стала ничего этого делать.

Просто кивнула и ушла.

Майлз вздохнул. Очки сидели на нем криво. Мне не хотелось его будить, но быть одной тоже не хотелось. Я поцеловала его в скулу. Майлз снова вздохнул.

– Майлз, – сказала тихо я.

Он заворочался и открыл глаза.

– Доброе утро!

– Как спала? – поинтересовался он.

– Хорошо, наверное. – Я бы вообще не заснула, если бы он не бодрствовал рядом, пока я не задремала. А теперь ночь уже была смутным воспоминанием; я не помнила, что мне снилось – лишь красные волосы и шахматные фигуры, музыкальные скрипичные фразы.

– А ты?

– Лучше, чем обычно.

Я потянулась к нему, чтобы поправить очки. Он слегка улыбнулся.

– Мы должны идти сегодня в школу? – спросила я. – Может, прогуляем хотя бы вручение наград?

– Как раз там-то мы должны быть, – сказал он. – Я – ради клуба, а если не явишься ты, это будет означать пренебрежение общественным служением.

– Но там будет МакКой. Не хочу, чтобы вы были рядом.

МакКой выжжет его глаза.

– Если мы не придем, у МакКоя появится причина вызвать меня к себе в кабинет. А там мы окажемся один на один, и это будет куда опаснее.

Боже, он смеется надо мной, а я не могу перестать бояться.

– Тогда ты должен держаться от него подальше. Не подпускай МакКоя к себе. Не позволяй ему даже смотреть на тебя…

– Знаю. – Его кулак нажал на мой живот. – Знаю.

Если бы я посмотрела на него еще немного, то начала бы плакать, и потому привстала с постели, а потом навалилась на Майлза всем телом, чтобы выудить школьную форму из кучи одежды на полу.

Переодевшись, я заставила Майлза ждать у передней двери, а сама просочилась на кухню.

Папа был один. Он смотрел в окно поверх раковины. Я постучала по дверному косяку, чтобы привлечь его внимание.

– Твоя мама разговаривает по телефону с Линн, – сказал он. Я посмотрела на часы. Семь утра – это ее новый рекорд.

– Я иду в школу.

Он отвернулся от раковины:

– Лекси, я не думаю…

– Не хочу торчать здесь весь день.

– Мама против того, чтобы ты шла.

– Только сегодня, пожалуйста! – Я не могла позволить Майлзу пойти одному, и я знала, что если стану настаивать, папа уступит. – Если это тебя успокоит, Майлз весь день будет со мной.

Он засунул руки в карманы.

– Вообще-то, да. Но ты же знаешь, что она ужасно рассердится, если я отпущу тебя.

Я ждала.

Папа махнул рукой в знак поражения:

– Иди. Но обещай, что вернешься, если чего-то испугаешься, или запаникуешь, или… или что-то случится. Скажи об этом Майлзу, чтобы он мог сразу привезти тебя сюда!

Под конец фразы ему пришлось повысить голос – я уже шагала к входной двери.

Верить в то, что что-то существует, а затем обнаружить, что нет, – это как добраться до конца лестницы, думая, что впереди еще одна ступенька. Только в случае с Чарли лестница оказалась высотой в пять миль, и твоя нога никогда снова не коснется пола.

Прийти в школу после такого удара казалось нереальным, словно я падала в кроличью нору так быстро, что никто не мог меня даже видеть.

В основном нас все игнорировали. После уроков мы с Майлзом пошли в зал и сели за судейский стол. Он голосом робота отдавал приказы. Нужно было работать быстро, чтобы подготовить зал к церемонии награждения.

– Селия! – рявкнул Майлз. – Почему ты опоздала?

Селия спешила в зал, ее гладкие негустые светлые волосы свисали вдоль мертвенно-бледного лица.

– Прошу прощения! – всхлипнула она и села на трибуны, вытирая глаза. – Мистер МакКой хотел поговорить со мной.

У меня упало сердце. С какой стати ему говорить с ней? Что они делали в кабинете? Почему в доме у МакКоя есть ее фотография с отцом?

Майлз продолжал допрашивать ее:

– О чем?

– Ни о чем, – попыталась увильнуть от ответа Селия.