Никто не смог ответить на эти вопросы, так как никто не зналв то время, что Роуан была беременна. Выглядела ли Роуан беременной? Роуандолжна была помнить хронологию тех событий. Роуан может прояснить все иизбавить ее от этих глупых страхов. И разумеется, была и вторая беременность –та, о которой не знал никто, кроме Роуан, Майкла и Моны. Осмелится ли онаспросить Роуан об этой второй…

Глупые страхи. Мона откинулась на спинку стула и положиларуку на живот. Она не стала ощупывать маленький твердый комочек, на которыйобратила ее внимание доктор Залтер, а просто слегка обняла живот руками ипоняла, что он стал явно больше, чем раньше.

– Мой ребенок, – прошептала она и закрылаглаза. – Джулиен, помоги мне, пожалуйста.

Но не услышала ответа на свой призыв. Все это было впрошлом.

Ей захотелось поговорить со Старухой Эвелин, но СтарухаЭвелин все еще не оправилась после удара. В комнате в доме на Амелия-стрит ееокружали сиделки и медицинское оборудование. Возможно, она даже вообще несознает, что ее перевезли из больницы домой. Это было бы чистым безумием –сидеть и раскрывать свою душу Старухе Эвелин, а потом убедиться, что та непоняла ни одного слова из того, что ей рассказали.

«Никого, нет никого. Гиффорд!»

Мона подошла к окну, которое так загадочно оказалосьоткрытым в тот день. Возможно, его открыл Лэшер – она никогда этого не узнает.Мона вглядывалась сквозь зеленые деревянные ставни. Охранники на углу. Охранникнаискосок, на другой стороне улицы.

Она оставила библиотеку, медленно двигаясь, впадая вкакой-то неясный, щемящий ритм, не представляя, где находится, хотя отчетливовидела все, мимо чего проходила. Мона вошла в сад, он показался ейвосхитительно зеленым и окружил ее со всех сторон – с молодой порослью азалий,почти готовых распуститься, тигровыми лилиями, усыпанными бутонами, и индийскойсиренью с массой мелких молодых листьев, отчего кусты казались огромными игустыми.

Все участки, опустошенные зимой, заполонила молодая зелень. Теплоосвободило все, и даже воздух вздохнул с облегчением.

Она стояла у садовой калитки, глядя на дуб Дейрдре и настол, за которым сидела Роуан: здесь зеленела молодая трава, более яркая ипо-настоящему зеленая, не как в других местах.

– Гиффорд, – прошептала она. – ТетяГиффорд, – но знала, что на самом деле не хочет услышать ответ призрака.

На самом деле она боялась откровения, отчетливого видения,не хотела признавать стоящую перед ней ужасную дилемму. Она снова приложиларуку к животу и просто стояла, разгоряченная, напряженная.

– Призраки скрылись, – вслух произнесла она иосознала, что говорит не только с собой, но и со своим ребенком. – С этимпокончено. Мы не будем искать защиты у них – ни ты, ни я. Нет, никогда. Ониотправились в дальние края, чтобы убить дракона, и, как только это свершится,будущее – твое и мое – станет принадлежать нам. И ты никогда даже не узнаешьвсего, что случилось раньше, пока не станешь взрослым и очень умным. Я быхотела знать, кто ты – мальчик или девочка. Хотелось бы знать цвет твоих волос,если они у тебя есть. Я должна буду дать тебе имя. Да, имя.

Она прервала этот краткий монолог.

И вдруг почувствовала, что кто-то пытается с ней заговорить:кто-то стоящий совсем близко прошептал ей что-то – какой-то маленький отрывок предложения– и исчез, а она не смогла уловить смысл сказанного. Она даже повернуласьвокруг, внезапно испугавшись. Но, разумеется, поблизости не было ни души.Охранники держались в отдалении. Таковы были полученные ими инструкции, еслитолько не прозвучит сигнал тревоги из дома.

Она прислонилась к железному столбу ограды. Обвела глазамитраву и толстые чернеющие ветки дубов. Новая листва прорывалась сверкающимиярко-зелеными листиками Старые листья выглядели пропыленными и темными,готовыми окончательно высохнуть и наконец отвалиться совсем. В Новом Орлеанедубы, слава богу, никогда не оголялись полностью, а по весне возрождалисьзаново.

Она повернулась и поглядела направо, на самую границу ихсобственности. Мелькнула синяя рубашка за передней оградой. Тишина была стольглубокой, что подобной она никогда не ощущала прежде. Возможно, даже Эухенияушла на похороны Эрона. Мона надеялась на это.

– Ни призраков, ни духов, – сказала она. – Нишепота от тети Гиффорд.

А разве ей действительно хотелось услышать сейчас что-нибудьподобное? Внезапно, впервые за всю свою жизнь, Мона не была полностью уверена.Сама возможность существования привидений и духов привела ее в замешательство.

«Должно быть, это ребенок, – подумала она, – однаиз тех таинственных перемен, которые происходят с тобой даже так рано иприводят тебя к малоподвижному бездумному существованию». Духи теперь ничего незначили. Ребенок поглотил все остальное. Прошлой ночью в своих новых книгах обеременности она прочитала о множестве физических и умственных изменений, и ейеще предстояло прочесть не менее в будущем.

Ветерок прокрался сквозь кустарник, срывая слабые лепестки,листочки и соцветия здесь и там, – и они скатывались на землю, запурпурные флажки, а затем исчезали в небытие. Теплый воздух медленно поднималсяот земли.

Мона повернулась и пошла обратно сквозь опустевший дом вбиблиотеку.

Она села за компьютер и начала писать:

«Ты не была бы человеческим существом, если бы неподдавалась этим сомнениям и подозрениям. Как можно не задумываться над тем,родится ли твой ребенок нормальным и окажется ли его организм способным квыживанию. Ты же не безмозглый инкубатор. Твой мозг, хотя в него и устремилисьновые химические вещества и целый букет новых химических соединений, все равноостается твоим собственным мозгом. Рассмотри эти факты.

Аэшер направлял ранние нарушения с самого начала. Безвмешательства Аэшера Роуан могла бы иметь совершенно здорового и прекрасного…»

Она остановилась. Что это означает – «вмешательство Лэшера»?

Зазвонил телефон, и это обстоятельство ее удивило и даженесколько насторожило. Она поспешно потянулась к трубке, не желая, чтобыаппарат зазвонил снова.

– У телефона Мона. Говорите, – сказала она.

На другом конце послышался смех.

– Ну и ответ, малышка!

– Майкл! Слава богу, я беременна. Доктор Залтерговорит, что в этом не может быть сомнения.

Она услышала, как он вздохнул.

– Мы любим тебя, дорогая.

– Где вы находитесь?