– Надавите сильнее. Чувствуете? Это ваш ребенок.Уверена, вы надеваете теперь только просторные платья. Вы не переносите ничего,что стягивает вам талию, не так ли?

– Послушайте, всю эту одежду купила мне моя тетка. Онавыбирала вещи без всякой системы, наугад. – Что это было, черт побери? Ода, полотняное черное – для похорон или для того, чтобы выглядеть изящной впричудливых туфлях на высоких каблуках с черно-белой шнуровкой. – Не можетбыть, что я была уже тогда беременна. Это просто невозможно.

– Сходите домой и просмотрите свой компьютерныйформуляр, Мона. Вы беременны уже три месяца.

Мона выпрямилась и спрыгнула со стола, огладила черную юбкуи быстро обулась в изящные туфли. Нет необходимости расшнуровывать илизашнуровывать, хотя, если бы тетя Гиффорд увидела, как она втискивает ноги втакие дорогие туфли, она бы закричала.

– Я должна идти, – сказала она. – Меня ждутна похоронах.

– Не того ли несчастного, что женился на вашей кузине икоторого сшибла машина?

– Точно, именно его, бедняги. Послушайте, Аннелле,может, можно сделать один из таких тестов, которые позволяют увидеть плод?

– Да, и он подтвердит в точности то, что я сказала: увас уже двенадцать недель. Теперь послушайте меня. Вы должны принимать вседиетические добавки, которые я буду прописывать. Тринадцатилетний организм неготов к рождению ребенка.

– Хорошо. Я хочу договориться о приеме для проведениятеста. Я хочу увидеть свое дитя. – Мона направилась к двери и уже взяласьза ручку, но вдруг остановилась. – Похоже, я передумала, – сказалаона, – пожалуй, лучше воздержаться от теста.

– В чем дело?

– Я не знаю. Просто давайте оставим его в покое нанекоторое время. Тесты могут оказаться ужасными, разве не так?

– О боже! Вы бледнеете буквально на глазах!

– Нет, со мной все в порядке. Я только собралась упастьв обморок, как героиня плохого кинофильма. – Мона прошла по коврумаленького холла перед приемной и вышла за дверь, хотя доктор окликнула ее.Дверь с размаху захлопнулась, и она поспешила в остекленный вестибюль.

Машина ждала Мону у тротуара. Райен стоял возле дверцы,сложив руки на груди. Одетый в темно-синий костюм для похорон, он выгляделпочти так же, как всегда, только глаза у него слезились и сам он явно былвесьма утомлен. Он открыл перед Моной дверцу лимузина.

– Ну и что сказала доктор Залтер? – Райенобернулся и внимательно посмотрел сверху вниз на Мону.

Господи! Ну когда же все перестанут ее разглядывать.

– Я беременна, это точно, – сказала Мона. – Всев порядке. Поехали отсюда.

– Мы уезжаем. Ты чем-то встревожена? Быть может,беременность начинает действовать на тебя?

– Да ничем я не встревожена! С чего мне тревожиться?Просто я думаю об Эроне. Майкл или Роуан не звонили?

– Нет, пока что нет. Возможно, именно сейчас они спят.В чем дело, Мона?

– Райен, остынь, ладно? Меня без конца спрашивают, вчем дело. Нет никакого дела. Иногда случаются вещи… ужасающе быстро.

– У тебя на лице слишком необычное выражение, –пояснил Райен. – Выглядишь испуганной.

– Вовсе нет. Просто размышляю, на что это может бытьпохоже. Мой собственный ребенок. Ты ведь уже рассказал всем, не так ли? Радибога, не надо ни проповедей, ни молитв.

– В этом нет необходимости, – сказал он. – Тыраспорядитель легата. Никто не осмелится сказать тебе что-либо. Разве чтотолько я. Но я не могу заставить себя стать в позу и произнести обличительнуюречь – то, что обычно принято говорить.

– Отлично, – отозвалась она.

– Мы понесли столь тяжелую утрату, а теперь появиласьнадежда на новую жизнь, и я расцениваю это событие как радостное – мне хочетсяскорее обнять и защитить твоего ребенка.

– Ты спятил, Райен. Ты действительно устал. Тебенеобходимо немного отдохнуть.

– Не хочешь ли ты рассказать мне прямо сейчас?

– Рассказать что, Райен?

– О том, кто отец, Мона. Ведь ты не собираешьсяскрывать его, не так ли? Это Дэвид?

– Нет, это не Дэвид. Забудь о Дэвиде.

– Юрий?

– Ну сколько можно?! Что за вопросы? Я знаю, кто отецребенка, если именно это тебя интересует, но я не желаю говорить об этомсейчас. А имя отца станет тебе известно, как только ребенок родится.

– До того.

– Я не хочу, чтобы ребенка кололи иглами. Я не желаю,чтобы ему хоть что-нибудь угрожало. Я уже сказала, что отец мне известен. А вамего имя я сообщу, когда сочту нужным.

– Это Майкл Карри – я прав?

Она обернулась и уставилась на него. Слишком поздно отрицатьочевидное.

Райен догадался по выражению ее лица. А он чувствовал себясовершенно измотанным, лишенным обычной для него твердости и был похож начеловека, существующего только за счет постоянного приема сильнодействующихлекарств, – напряженный и более ранимый, чем обычно. Хорошо, что они ехалив лимузине и ему не пришлось садиться за руль, не то он непременно врезался быпрямо в ограду.

– Гиффорд сказала мне, – заторможенно, словнонаркоман, произнес он, глядя в окно: они медленно ехали по Сент-Чарльз-авеню,мимо красивейших особняков города и очень старых деревьев.

– Начал снова? – спросила она. – Как этоГиффорд сказала тебе? Райен, с тобой все в порядке? Ответь мне!

Боже, что же случилось с этой семьей, если у самого Райенане все дома? У нее достаточно забот и без этого.

– Это был сон, который я видел прошлой ночью, –ответил он наконец, обернувшись к ней. – Гиффорд явилась мне и сказала,что отец – Майкл Карри.

– Гиффорд выглядела радостной или печальной?

– Радостной или печальной? – Он глубокозадумался. – Сказать по правде, не помню.

– Потрясающе! – хмыкнула Мона. – Даже теперь,когда Гиффорд умерла, никто не обращает внимания на то, что она говорит. Онаявилась к тебе во сне, а ты даже не обратил на нее внимания.

Эти слова озадачили его, но лишь слегка. Насколько Монепоказалось, он не счел их обидными. Когда он посмотрел на нее, взгляд былотстраненный и совершенно спокойный.

– Это был сон, хороший сон. Мы были вместе.

– Как она выглядела?