Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я открыла глаза. Пробуждение было страшнее, чем неведение. Я замотала головой и подумала: «Нет, нет…»
Мамин голос напомнил строго и бескомпромиссно: «Король Матиаш. Женские духи. Твой номер – восьмой».
Я бессильно опустила руки. Вот оно, недостающее звено! Вот все и встало на свои места!
– Но почему? – спросила я вслух. – За что, Катя?..
Тишина. Только Арлекин снова смотрел на меня насмешливо и презрительно.
И от этого взгляда я вдруг осатанела.
Неведомая сила подхватила меня с пола, швырнула назад, к гардеробу. Я принялась яростно выгребать его содержимое, роясь в многочисленных тряпках, как фокстерьер роется в ямке, почуяв лису.
И через несколько минут нашла то, что искала.
В самом низу гардероба, прикрытый каким-то барахлом, лежал непрозрачный целлофановый пакет. Я достала его, ощущая под пальцами что-то объемное и мягкое.
Прежде чем вытряхнуть содержимое, я присела на кровать. Колени почему-то отказывались держать вдруг отяжелевшее мое тело. Я взялась за дно пакета и встряхнула.
На пол вывалился роскошный темноволосый парик. А следом за ним – вязаная шаль. Точно такая же, какую ношу я. Шаль подарила мне Катерина: привезла то ли из Стокгольма, то ли из Парижа.
Сомнений не осталось.
Я сидела на кровати в полном душевном параличе и не могла отвести взгляда от этих проклятых вещей.
– Дура ты, Катерина! – прошептала я вслух. – Неужели трудно было все выбросить? Жадность одолела?
Я тяжело поднялась с кровати. Казалось, прошедшие пять минут превратили меня из молодой цветущей женщины в древнюю старуху. Я запихала парик с шалью в пакет, подхватила его за ручки и вышла из комнаты.
В прихожей у меня закружилась голова. Постояла немного, держась за стену, пока туман перед глазами не рассеялся. Оделась, заперла за собой дверь и как сомнамбула вышла на улицу.
Мне предстоял страшный разговор.
Чтобы его отложить, я не задумываясь отдала бы год жизни. Но времени не было. Зловещая тень Ираклия Андроновича уже распластала над Катериной свои крылья. Я должна торопиться. Спасения ей ждать неоткуда.
Не помню, как я доехала до больницы. Не помню, что спросила медсестра и что я ей ответила.
Помню только Катькино лицо, когда я наконец вошла в палату.
Подруга сидела на кровати и с интересом читала принесенный мной детектив. Время от времени Катька хмыкала и теребила челку. Этот жест я хорошо помню еще со школы. При виде меня ее лицо радостно вспыхнуло, но тут же как-то странно обмякло и расползлось. Я подошла к ее кровати и остановилась. Дождевые капли стекали с меня и каплями падали на пол.
Глаза Кати скользнули с моего лица на пакет, зажатый в руке. На мгновение она опустила веки, словно собираясь с силами. Потом снова подняла глаза и посмотрела мне прямо в лицо.
– Уже знаешь? – тихо спросила она.
Я кивнула. Язык присох к гортани, отяжелел, и заставить его двигаться было выше моих сил.
– Слава богу! – усмехнулась Катька. – Если бы ты только знала, как я устала притворяться! Хоть какая-то определенность…
Я подтащила стул ближе к кровати, упала на сиденье. Отдышалась, как после длинного кросса, и прошептала:
– За что?..
Катерина нетерпеливо и раздраженно вскинула голову. От злости ее глаза сузились.
– За все! – отчеканила она сквозь зубы. – За то, что у тебя было все, у меня ничего! С детства! Это справедливо?!
Я закрыла глаза и просидела так очень долго. Может, минуту. А может, все десять. Время разлилось в резиновую реку, утратило форму и очертания. Прошлое и настоящее перемешались в дикую горькую микстуру, которую мне было предписано выпить до дна. Чтобы раз и навсегда излечиться от опасных заблуждений и напрасных иллюзий.
Я открыла глаза и столкнулась с Катькой взглядом. Подруга на мгновение смутилась, отвернулась. Но тут же снова дерзко вскинула голову и взглянула на меня с каким-то смешным детским вызовом:
– Что смотришь?
Я пожала плечами и честно ответила, что не знаю. Положила пакет на пол и спросила:
– Почему ты все это не выкинула?
– Не успела, – мрачно ответила Катерина. – Болячка навалилась, как он и обещал…
– Кто обещал? Штефан?
– Он, – ответила Катерина. – «Пойдешь за мной ровно через месяц, – процитировала она Штефана. – Не видать тебе красивой жизни». – Катька запнулась. Посмотрела на меня, сидевшую как каменная, и с вызовом воскликнула: – А я вот выкарабкалась! Назло этому ублюдку, твоему братцу!..
– Ты знала, что он мой брат? – перебила я.
Катя утвердительно кивнула.
– Откуда?
– От верблюда! От Штефана, конечно, от кого еще я могла это узнать! Мы познакомились на рейсе. Завязались отношения, то-сё… Штефан был тот еще кобель, наверное, у них это наследственное.
Катерина гневно сверкнула глазами. Но обидеть меня сильнее уже не смогла. После того как я нашла в гардеробе парик и шаль, моя душа покрылась пуленепробиваемой броней. Все мелкие стрелы, посланные в мой адрес, ломались, как щепки, не достигая цели.
– Завязались отношения, – напомнила я терпеливо то, на чем она остановилась.
– Нет, ты и правда изменилась. – В глазах Кати мелькнуло удивление.
Я сухо выразила надежду, что она не ошибается, что это именно так. Катерина закрыла книжку, отложила ее в сторону. Запрокинула руки за шею и откинулась на подушку.
– За что ты его убила? – уже допрашивала я бывшую подругу. – Если у вас завязались отношения, значит, он тебе нравился?
– Нравился, – мрачно подтвердила Катя. – Пока я не поняла, что все это он затеял только с одной целью: подобраться к тебе.
– И ты ему помогла.
– Помогла, – подтвердила Катя не задумываясь. – Знаешь, Мария, ты уж прости, но у меня к тебе сложное отношение. С одной стороны, мне тебя жаль, беспомощное ты существо. А с другой… – Катерина рывком села, наклонилась ко мне и сказала яростным шепотом: – Ну почему, почему я должна с тобой возиться?! Объясни!
Я промолчала. Когда друг спрашивает такое, то отвечать ему нечего. Потому что это уже вовсе не друг.
– С самого детства ты имела все: деньги, знаменитую мать, любые игрушки, красивые тряпки. А я? Родителей– алкашей, одну юбку и одно выходное платье! Это справедливо?
Я снова ничего не ответила на эти злобные риторические вопросы. Катерина с ненавистью сверлила меня взглядом, потом поджала губы и резко откинулась на подушку.
– А за Пашку я тебя вообще готова была убить!
Казалось, меня уже ничто не может удивить, но все же я была поражена.