– Вы отвернулись от нее потому, что перестали любить?

– Нет! – Мэгги вырвала свою руку и скрестила руки на груди. – Нет, – прошептала она, – я… я позволила ему сделать выбор за меня.

– Вашему мужу?

Мэгги кивнула:

– Знаю, никто не должен говорить плохо о больных людях, но мой муж… Наш брак был несчастливым. Сейчас он тяжело болен. У меня на полную ставку работает сиделка, из-за инсульта он не может говорить… но самое печальное то, что сейчас я чувствую себя свободнее, чем когда-либо с тех времен, как я была ребенком, – ее глаза округлились от ужаса. – Я не должна была…

– Не переживайте, – я взяла ее за локти, – здесь вас никто не осуждает. Все, что вы скажете мне, я сохраню в тайне.

Она с трудом сглотнула.

– Много лет мне хотелось загладить вину перед Энни, но я боялась его, а когда он заболел, я поняла, что больше боюсь, что Энни не простит меня.

Какое-то время я обдумывала ситуацию Мэгги, пы-таясь привести мысли в порядок. Наконец я произнесла:

– Полагаю, Энни в курсе насчет вашего брака?

– Да. До того, как она нам открылась, когда она еще была частью нашей жизни, она меня от него часто защищала. За это мне тоже стоит просить прощения. Она была моей защитницей, а я ее так и не защитила.

– Но, возможно, Энни охотнее вас простит, чем вы думаете, ведь она знает, с чем вы имели дело. Ее ранит именно ваше молчание. Я не могу сказать, простит ли вас Энни, но знаю, что, если вы не сделаете попытку и не попросите у нее прощения, она не сможет вас простить. Будьте смелой, и тогда вы хотя бы будете знать ответ, каким бы он ни оказался. Не позволяйте себе жалеть о том, что ничего не сделали, – я сжала ее руки.

Мэгги устало вздохнула и одарила меня печальной, но ласковой улыбкой:

– Ты такая милая девочка. Не знаю, смогу ли я, – и она вышла из магазина прежде, чем я успела ответить.

Я смотрела ей вслед, немного потрясенная тем, что она мне доверилась. Никто из нас не ожидал, что нашу короткую встречу увенчает такой напряженный момент. Мне было жаль Мэгги и Энни и мне очень хотелось надеяться, что Мэгги найдет в себе силы и примет правильное решение.

Еще я чувствовала, что у меня упала гора с плеч.

Первое, что я собиралась сделать по возвращении в Штаты, – это встретиться с мамой и сказать ей, что несмотря на то, что она причинила мне столько боли, я знаю, что она – хороший человек и что я всегда буду любить ее и всегда прощу.

Потому что она – моя мама.

* * *

Хотя мне удалось сдержать обещание и я никому не рассказала про то, о чем мне поведала Мэгги, я сообщила Роану, что она мне доверилась. В отличие от меня, он не был удивлен.

– Почему это не удивляет тебя? Эта женщина открылась мне – едва знакомому человеку. То есть я, конечно, рассказала ей немного о своей маме, но не ожидала, что она так отреагирует, – поведала я ему о нашей встрече несколько часов спустя.

– Люди чувствуют твою доброту и доверяют тебе, Эви. Поэтому и рассказывают, – Роан крепко прижал меня к себе на диване. – И я рад, что тебе стало легче насчет мамы.

– Спасибо, – я прижалась к нему еще крепче. – Хотя мне еще многое предстоит ей простить.

– Она – зависимый человек, она ничего не может с этим поделать, – мягко напомнил он.

– Да. Но дело в том, как именно зависимость заставляла ее себя вести. Эгоистично и подло. Из-за мамы я не могу терпеть лжецов. Она прятала от меня выпивку и обманывала меня. Она даже украла у меня деньги, чтобы купить джин, а потом соврала насчет этого. Она пропускала важные события в моей жизни, потому что лежала без сознания на полу в ванной, – вздохнула я, снова расстроившись. – Мне нужно отпустить это. Начну отношения с ней с чистого листа. Я готова снова рискнуть.

После этого Роан стал очень тихим, и когда мы легли в постель, я поняла, что упомянула о возвращении в Чикаго, чтобы поговорить с мамой. Однако я не уточнила, будет ли эта поездка в один конец.

Я задалась вопросом, не встревожило ли его это.

Пока следующие несколько дней я размышляла над тем, стоит ли нам с ним это обсудить, жизнь текла своим чередом. Мы оба были заняты работой, к тому же я предложила Каро помочь с пирожными, которые она пекла на заказ ко дню рождения. Я закрыла магазин, собираясь помочь ей чем смогу на кухне.

Чтобы отпраздновать то, что она с моей помощью выполнила заказ, мы все втроем отправились в «Якорь». Это произошло через пару дней после моего разговора с Роаном о маме. Однако как только мы зашли в паб, мы в оцепенении застыли. В пабе было оживленнее, чем когда-либо. Милли с красным лицом стояла за барной стойкой.

Одна.

Где же Виола?

Я повернулась к Роану:

– Помогу Милли.

Он нежно улыбнулся и чмокнул меня в губы. Мои губы покалывали от его прикосновения. Я подошла к бару и подняла крышку, чтобы пройти внутрь.

Милли изумленно посмотрела на меня.

– В колледже я подрабатывала в баре, – последовало мое пояснение. – Кто следующий?

Она облегчено выдохнула:

– Спасибо, милая, – и показала на другой конец бара. – Начни с того конца.

Время летело быстро, пока я наливала пинты и смешивала напитки для бесконечной, казалось, череды клиентов. Не знаю, как долго мы уже работали, когда Милли позвала меня с другого конца бара.

– Эви, ты можешь сходить в подвал и принести еще бутылку «Макаллана»? Наливаю последнюю порцию.

Я кивнула. Несколько недель назад Декс провел нам экскурсию по подвалу, чтобы показать коллекцию вин. Он разрешил нам выбрать бутылку, и мы выпили тогда за то, что я остаюсь еще на три месяца в Альнстере. Выбежав из-за барной стойки, я толкнула дверь с надписью «Только для персонала» и вышла в коридор. Далее он разветвлялся: лестница наверх вела в их семейную квартиру, лестница вниз – в подвал, а еще здесь была дверь на кухню.

Я спустилась по лестнице на один пролет вниз, когда услышала шепот чьих-то голосов. Шум в баре мешал четко все расслышать, но я была почти уверена, что там кто-то есть. Решив, что это, вероятно, был Декс, я продолжила спускаться, пока мне не стал слышен