Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Семья, привет! – Отец зашёл в квартиру, захлопнул за собой дверь. Уже пьян, догадался Андрей. Видимо, отмечал мой день рождения. – Я вам кое-что принёс! Вы будете очень рады!
Из прихожей, которой и прихожей было назвать трудно, начали раздаваться звуки расстёгиваемой молнии и трения ткани об ткань, ткани об кожу. Андрей слышал всё. Слышал слишком хорошо, чтобы не обращать внимания. Всё из-за страха. Отчего-то сегодня он парализовывал не только тело, но и что-то другое – то, что скрывало тело. Впивалось в его части острыми клыками и шептало: «Слушай, смотри, запоминай каждую деталь, чтобы потом воспроизвести их в кошмаре».
– Именинник, подойди сюда!
Несколько секунд Андрей сидел неподвижно, не в силах пошевелиться. Глаза впивались в подсолнухи, словно могли остановить всё это, словно действительно могли схватиться за их стебли и держаться, пока корни не вырвутся из-под земли под гнётом отца. Потом Андрей медленно вышел из-за стола и, всё ещё держа голову опущенной, поплёлся к прихожей. Именинник. Именинник, брошенный миром. Именинник, лежащий на асфальте под тёмными силуэтами и каплями. Стучащими по крышке гроба. Стучащими по напрягшимся мышцам.
– Ну где ты там? Быстрее!
– Я иду, пап!
Он вышел в небольшой коридорчик и увидел у входной двери отца, в ногах которого стояло несколько чёрных пакетов. А сам он сиял улыбкой. Губы растянулись под впадшими вовнутрь черепа глазами, что сейчас были налиты кровью. Казалось, отец сейчас вот-вот заплачет, но нет, нет, плакать он не собирался – улыбка об этом кричала, заходилась в яростном рёве. У его сына день рождения! Так поздравим же его!
Он протянул руки и громко сказал:
– Иди сюда. Папка тебя обнимет!
Медлить было нельзя. Если б отец заметил, что Андрей колеблется, то сразу бы засомневался в любви сына, а когда он сомневался пьяным, то допытывал правду кулаками… и получал её. В конце таких мероприятий ему всегда признавались в любви. Поэтому Андрей сразу зашагал, споткнулся об свой страх и упал в объятия отца, которые тут же сомкнулись на нём оковами. Руки легли на спину – мышцы разом напряглись. Андрей приказал им расслабиться, но всё тело, противясь приказам, превратилось в пружину, а ладони отца лишь ещё больше сжимали её. В нос ударил запах спиртного. Надрался. Значит, следует молчать. Лучше вообще ничего не говорить. Дай бог, быстро заснёт – это будет лучший подарок на день рождения. Всё, этого достаточно. Господи, да когда он перестанет обнимать?!
Надо обнять его в ответ. Или он заподозрит неладное.
Андрей с трудом поднял руки и положил их отцу на спину, чувствуя, как быстро кровь приливает к лицу. Он держался достойно, контролировал подступающую дрожь, но когда отец разомкнул объятия, из груди вырвался выдох, который Андрей мигом попытался скрыть. Он улыбнулся кровавым глазам, кровавые глаза улыбнулись в ответ. Всё напоминало ужасно поставленный спектакль.
– Вы с мамой уже начали праздновать?
Глупый вопрос.
– Без тебя нет, пап. Сидели и ждали.
Потрескавшиеся губы расплылись в улыбке, и в этот ужасный момент Андрей увидел, как на нижней стала появляться кровь. И чем шире отец улыбался, тем шире становились полосы крови на нижней губе, словно он не чувствовал боли. Словно он кем-то недавно хорошо пообедал.
Это всё было по-настоящему.
– Вот и хорошо, что ждали, – сказал отец. – Ладно, дуй к матери, можете чего-нибудь пожевать, я сейчас переоденусь и приду. У тебя ж сегодня праздник, боец!
Отец грубо потрепал сына по голове и улыбнулся так широко, что послышался треск порванной кожи. Губа окрашивалась кровью.
Андрей вернулся на кухню, которая по размерам была такая же, как гардероб в квартире Клеопатры, сел за стол и вновь молча уставился на подсолнухи.
Он уже почти задумался о Лизе, когда мама тихо спросила:
– Какой он?
Андрей поднял на неё глаза и так же тихо ответил:
– Пьяный.
– О Господи! – Мама три раза перекрестилась, что-то еле слышно бормоча себе под нос. Потом взяла в руку висящий на шее крестик и три раза поцеловала его – с таким жаром, будто он действительно мог спасти её. – Сильно пьяный?
– Ну… – Андрей замялся. Он провёл пальцем по клеёнке, посмотрел на маму. – Как вчера… И как позавчера… В общем, как всю неделю.
– Господи, – повторила мама. – Только не сегодня, пожалуйста, Боженька, у него день рождения, пожалуйста, смилуйся над нами, позволь нам хорошо провести вечер и…
Мама зашептала так тихо, что слова растворялись тут же, как срывались с тоненьких губ. Андрей слышал её истеричный шёпот, слышал, как переодевается в соседней комнате отец, и, окружённый всеми этими звуками, он почувствовал – теперь в дыхании сквозит не только страх, но и ярость. В лёгкие поступал ядовито-жёлтый воздух, а выходил с примесью красного гнева, видимого только Андрею. Такого же цвета, как и кровь на потрескавшихся губах отца. Мама молилась оглохшему богу, в то время как в остальных – нормальных – семьях жёны поцелуями встречали своих мужей и вместе они садились за стол с детьми, которые что-то резво обсуждали и веселились.
Здесь – нет. Здесь всё по-другому. Здесь только шёпот мамы, кроваво-красные глаза, подсолнухи и жёлтый, отвратительный жёлтый свет.
Через минуту отец зашёл на кухню – одетый в белую рубашку и брюки в честь восемнадцатилетия сына. Он тут же поставил на стол бутылку коньяка, которую, конечно же, не купил, а приобрёл в качестве взятки, и когда бутылка опустилась на стол, содрогнулась не только квартира, но и весь мир. Подсолнухи дрогнули. Андрей услышал шелест пакетов и, поняв – ему сейчас будут что-то дарить, – поднял голову.
Отец тем временем взял в руки первый пакет и заговорил:
– Ну, боец, сначала я поздравлю твою маму, потому что это, в первую очередь, её праздник! Я прав? – Сын и жена согласно закивали словно по команде. – Так вот, Анют, самая лучшая женщина в мире, я… – Отец икнул, набрал в лёгкие побольше воздуха, икнул снова. Кто-то невидимый медленно раскачивал его из стороны в сторону. – Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, какой принцессой я тебя считаю, какой любовью я тебя одариваю! – Он перешёл на крик. – Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ДОРОГАЯ, ЧТО ГОТОВ ВСЮ ЖИЗНЬ НОСИТЬ НА РУКАХ!
Андрей почувствовал, как в колено впились чужие пальцы. Посмотрел на маму и заметил блики жёлтого света на поверхности её блеклых глаз – она со страхом смотрела на возвышающегося, пьяного мужа. Мужа, клянущегося ей в любви.
– ТАК ВОТ! – Он ударил кулаком по столу, подтверждая свои мысли. – ТЫ РОДИЛА МНЕ ПОТРЯСАЮЩЕГО СЫНА, ПОЭТОМУ СЕГОДНЯ Я ХОЧУ СДЕЛАТЬ ТЕБЕ ПОДАРОК! ТА-ДАМ! – Он достал из пакета огромную стеклянную кружку с такой большой ручкой, что даже при охвате ладонью отца на ней оставалось ещё много места. Жёлтый свет