родителей. Я узнал: им заплатили, они взяли деньги, и дело закрыли. Всем плевать на тебя. И начальнику управления МВД по Василеостровскому району тоже плевать на тебя. Всем. Всем насрать, кроме меня.

Он провёл пальцем по жёлтому корешку, контуры которого начали вдруг расплываться. Андрей сразу же вытер глаза, собрался (вдох – выдох, дружище) и направился к кухне. Всё-таки, именно у него сегодня праздник.

Отец смыл с губ и подбородка кровь – скорее всего, заметил сам, потому что мама не осмелилась бы об этом сказать. Сейчас оба они сидели за столом: он – с красным лицом, весь сияющий, будто день рождения у него, она – еле улыбающаяся, с усталостью и страхом в глазах. А между ними торт. Настоящий. Настоящий торт. В их доме. От удивления Андрей даже остановился и несколько секунд смотрел на него, смотрел на глазурь, какой никогда не было в доме, – просто раскрыв рот и не веря, что здесь, под этим жёлтым светом, на этих подсолнухах, навидавшихся ужаса, стоит торт. Причём такой большой, что даже они с Колей с трудом бы его осилили.

– Чего встал? – Глаза отца весело блеснули. – Да, это торт! Присаживайся, воин! Сейчас будем отмечать.

Почему-то страх сегодня был очень осязаем. Не еле заметным, не рождающимся внутри, не таким как обычно, нет, сегодня он – другой, Андрей впервые столкнулся с ним. Страх, шепчущий тебе, что вот-вот произойдёт нечто важное, грандиозное, полыхнёт огонь, подожжёт мосты, и всю оставшуюся жизнь придётся шагать в отсвете этого пламени, о котором тебя предупреждал странный, такой незнакомый страх. Андрей ощущал его на дёснах, когда садился за стол, чувствовал его щекотку в горле, где с каждой секундой становилось всё меньше места, где трахея сжималась до тоненькой трубочки, не мог игнорировать детали, детали, детали окружающего мира, которые агрессивно впивались в глаза под дуновением страха. Когда отец начал резать торт, Андрей отчётливо видел каждую линию на его ладонях – слишком отчётливо, чтобы не сойти с ума.

Разве должен так чувствовать себя сын рядом с отцом?

Следующие пятнадцать минут все трое провели в тишине, разбавляемой стуком столовых приборов о посуду и редкими комментариями отца, ели торт. Хоть кусок в горло не лез, Андрей старался тщательно пережёвывать шоколад, глазурь, сладкую начинку, всеми силами пытаясь запомнить вкус торта. За всю жизнь он ел их всего три раза: в далёком-далёком детстве, когда чья-то мама принесла в детский сад испечённый ею торт, остальные два раза – в Кадетском Корпусе, на первых курсах. И вот, впервые за последние четыре год пробуя подобный деликатес, Андрей, несмотря на отсутствие аппетита, на полное нежелание есть, насильно запихивал в себя торт, потому что прекрасно понимал, что больше восемнадцать лет ему не исполнится – такой шанс выпадает лишь раз в жизни.

– Ну, настало время для тоста. – Отец взял бутылку коньяка, налил себе половину рюмки и, взглянув на сына, поставил на стол ещё одну рюмку. – Тебе уже можно. – Оранжевая жидкость вгрызлась в стекло, ударилась об дно, поднялась к краям. Отец закрыл бутылку, вернул на место, схватил свою рюмку и поднялся. – Я, дорогой мой сын, хочу сказать тебе одну вещь… – Он уже еле говорил, сильно надрался ещё перед домом, сейчас лишь добивал себя. Казалось, вот-вот сейчас упадёт, но нет, он держался, хоть и пошатываясь, а каждое следующее слово произносил громче, громче, громче! – Я всегда любил и тебя, и маму, но вы, наверное, думаете, что это не так, потому что… А, потому что я не умею показывать свою любовь! И вот! – Кулак с силой опустился на стол. – Я сейчас хочу доказать вам свою любовь! Я прочитаю стих! Стих! Стих, который я сам написал ради вас! Послушайте!

Он залпом выпил половину рюмки, зажмурился, занюхав воздухом, простонал. Кровавые глаза открылись. Жена и сын внимательно наблюдали за ними.

– Я отец семейства и таковым являюсь по сей день. И заботиться о семье мне совсем не лень! Я буду… буду покрывать поцелуями ваши головы, мои любимые! Вы дорогие! Вы… – Он замолчал, тупо уставившись перед собой. Посмотрев на выражение его лица, Андрей начал густо краснеть – ну не мог он быть его сыном! Красная, бычья морда, какое-то слово пыталось сорваться с обветренных губ, но отец забыл его, отбитые алкоголем мозги уже ничего не могли запомнить. Андрей сгорал со стыда и, чтобы отец этого не заметил, уставился на подсолнухи. Пусть он прочтёт этот проклятый стих, и всё закончится.

Но кровавые глаза продолжали рыскать по воздуху в поисках помощи. Наконец отец сообразил и достал из брюк сложенный вчетверо листок бумаги, развернул его и только тогда заговорил вновь:

– Вы неделимые! Вы – моя плоть, моя кровь, нас с вами объединяет любовь! Моя жена счастливее всех жён на свете, она умнее всех даже в университете! Мой сын – боец, он – моя гордость! Я смог передать ему свою твёрдость! Смог же, да? – Отец взглянул на сына, и тот послушно закивал, сияя придурковатой улыбкой. – Я воспитываю вас, чтобы вы стали, семья, такими же сильными как я! Я вас оберегаю, я вас защищаю, я лучших людей во всём мире не знаю! Вот это красиво получилось, да? – Он взглянул на маму, и та послушно закивала, сияя придурковатой улыбкой. – Вы – поддержка моя, ради вас я живу! Ради вас я кого угодно убью! Я вас поздравляю с днём рождения сына! И тут… – Он хрипло загоготал, ткнув пальцем в листок бумаги. – Тут шутка. С днём святого Валентина!

Отца так сразило собственное остроумие, что он заржал как лошадь – да так, что Андрей испугался, как бы он не грохнулся на пол от такой тряски. И мать, и сын засмеялись в ответ. Сквозь зубы протискивался страх, пока с губ срывался фальшивый смех, и чем дольше Андрей выплёвывал из себя этот смех, тем страшнее ему становилось. После смерти Коли страх вообще его не отпускал.

А сегодня присосался как пиявка.

Отец, польщённый оценкой своего таланта, ласково посмотрел на семью, и на какой-то миг Андрею показалось, что он видит перед собой того мужчину, в которого когда-то влюбилась мама – ласкового, доброго, с таким понимающим взглядом, сильными руками, грубым голосом, который словно обещал защиту. Но потом отец хрюкнул, и всё вернулось на свои места. Он налил себе рюмку и, заметив, что сын так ничего и не выпил, выпалил:

– А ты чё не пьёшь, солдат! Ну-ка давай, выпей с отцом!

Через несколько секунд они чокнулись, и Андрей влил в себя коньяк – один глоток, всё разом. Опустил