Через три часа, когда снова вышли как бы на перекур, хотя никто не курит, на площади народа стало поменьше, но появилась импровизированная площадка, взбираются по несколько человек и что-то кричат в толпу, живо размахивая верхними конечностями, которыми совсем недавно хватались за ветки.

Фауст тоже вышел, потирая кулаками покрасневшие от непрерывного вглядывания в экран глаза, бросил косой взгляд через перила.

– Какую пользу обществу в нашем мире может принести тело, в котором всё, от кончиков ушей до пальцев на ногах – только брюхо и гениталии?

Я сказал успокаивающе:

– Не заводись и не говори так нетолерантно о человеке. Раньше для ручного труда были нужны, а сейчас… не в газовые же камеры?.. Особой срочности нет, а так вообще-то меры приняты, рождаемость стремительно падает. Даже рушится, как любят писать журнальдеры.

– Какое стремительно, – возразил он. – Для стремительности нужна война!.. Большая. Но на окраине, чтоб не задела страны с высокими технологиями. А там пусть все друг друга поубивают!.. Мы же подписывали Киотский протокол о снижении выброса парниковых газов?

– Рождаемость падает, – напомнил я. – Однополые пары не рождают детей, а чайдлфришники вовсе не хотят о них слышать. Асексуалы в стороне от такой темы, а сейчас их всё больше. Так что избавление от лишнего населения идёт на хорошей скорости, близкой к крейсерской. Хорошо, если из восьми миллиардов останется один…

Из своих лабораторий вышли Влатис и Анатолий, а как не выйти, если в курилке сам директор и зав ведущего отдела что-то интересное перетирают. Влатис сказал издали:

– Один? И того много! На всей планете миллиона умных не найти!

– Что ты всё про умных, – сказал Анатолий лениво. – Про красивых забыл?.. Они тоже нужны, хотя для чего, не понял. Любители покричать всегда будут, настоящих противников мало. Больше тех, кому дай поорать против власти. Это, по их мнению, и есть свобода и, мать её, демократия.

Фауст возразил с ленцой в голосе:

– Луддисты всегда были. Это тёмное начало в человеке. Звериное, мохнатое!.. Весь их луддизм всегда разбивался вдребезги и никогда не останавливал прогресс, но всё равно лезут. Даже ни на шаг не затормозил! Это наша природа. Но скоро начнём править и гены.

Я ощутил, как по веранде словно подуло ледяным ветром. Ощутили и другие, вижу по лицам. Правка генов – больная тема, вроде бы везде запрещена, но все понимаем, что идёт всюду, набирая темп, только это не выносится на публику.

– Луддяги крови попортили, – согласился Влатис. – Интересно, сколько среди них идейных, а сколько любителей половить рыбку в мутной воде?

Фауст снова потёр усталые глаза, сказал вяло:

– А мне неинтересно. Всё равно каток прогресса всех вобьёт в почву и раскатает, как блин. Нужно идти…

Анатолий прервал:

– Как идти, если власти их желания не просто принимают во внимание, а возводят в абсолют?.. Это меньше финансирования нам, больше комиссий по проверкам деятельности… Луддяги своё дело знают! Хотя это уже не луддисты, а любители половить рыбку, прикидывающиеся луддягерами…

Фауст уточнил:

– Теперь просто демократы и защитники прав животных.

– Человека, – поправил Анатолий.

Влатис отмахнулся.

– А я как сказал? Любой самец животное, если не мужчина, а просто мужик. Это в нашем-то веке!

– Очень простого человека, – подтвердил Анатолий. – Умные и деятельные с нами, но простых большинство, перекричать могут кого угодно. Вот и получается… Что получается? А ничего не получается, у нас же демократия! Что может получиться, если с толпой на улицах в самом деле начинают считаться?

Виолетта никогда не выходит к мужчинам в курилку, сегодня я проходил через лабораторию, где она наклонилась над микроскопом, увидел, как приподняла голову, взгляд очень внимательный, в чистых ясных глазах сочувствие и даже некоторое сострадание.

– Шеф, – произнесла она негромко, – вы совсем загнали себя работой. Вон исхудали как…

Я отмахнулся.

– Пустяки. Зато быстрее по лестницам.

– Мозг тоже голодает, – напомнила она и добавила совсем тихо: – Это нехорошо. Я загляну к вам после работы, ладно? И не пробуйте отказываться!

На её кукольном личике всё же проступило выражение страха, что откажусь, я тут же ощутил неясную вину, поёжился.

– Да брось, Вилета… Всё путём.

– Будет, – пообещала она. – Но сейчас совсем не путём. Вы всем нам нужны. Если с нейролинком вдруг нелады, у нас всё рухнет!

Я пробормотал:

– Ну да, ради нейролинка… Всё для фронта, всё для победы!

Она прибыла ко мне домой с разницей в пару минут, в старину так делали, чтобы соседи не видели прелюбодеев вместе, в руках корзина с продуктами, в этом женщины одинаковы. Инстинкт требует накормить самца, до того как требовать с него в следующий раз шкуру мамонта побольше, и Виолетта в этом деле даёт Ежевике сто очков вперёд.

Ужин получился роскошный, хотя вроде бы и раньше покупали в том же магазинчике по дороге к дому.

Я взялся за ложку с привычным равнодушием, главное же не вкус, а количество аминокислот, витаминов и калорий, но через пару мгновений забыл, зачем питаюсь я, и начал есть как этик, то есть вкушал с удовольствием и наслаждением, словно у меня главное не мозг, а ненасытная утроба.

Она наблюдала за мной со счастливой улыбкой. Всем нам нравится, как подобранный котёнок или щеночек торопливо ест, а женщина вообще счастлива, когда её самец за едой даже порыкивает от удовольствия.

– Вкусно, шеф?

– Не то слово, – промычал я, – даже стыдно…

– Чего, шеф?

– Да вот жру, словно я гуманитарий какой!.. А на Кавказе опять война… А я жру, словно её нет.

Она мягко улыбнулась.

– Сейчас есть только накрытый стол. И сбалансированная еда, что даст вам необходимую энергию.

– Да, – согласился я, – но так непристойно вкусно!.. Я сожру больше, чем требуется!.. А нужно удовлетворять голод, а не аппетит…

Она сказала тёплым, как свет ламповых приёмников, голосом:

– Сейчас всё можно. И нужно, шеф. Всё можно и нужно… Вы это знаете, но не признаётесь.

Я промолчал, она права, мы, мужчины, более скрытные существа. И комплексуем больше, хотя стараемся выглядеть всегда бодрыми и стойкими, за спинами которых можно укрыться от непогоды.

Но мир всё открытее, женщины уже знают, что мы не такие уж и железобетонные, а на всевозможных курсах им объясняют, как обращаться с такими хрупкими существами.

И, похоже, она знает больше, чем выказывает. По крайней мере, Ежевика сегодня не придёт, иначе бы не предложила её подменить.