Желудку на мои муки молодого Вертера как с высокого дерева, он с таким же удовольствием принял и роскошно приготовленный бифштекс, в этом деле просто профессионально, ещё и приправы в самый раз, словно по дороге из магазина просмотрела биохимию моего организма, а то и при выборе продуктов.

Во всяком случае, все эти горькие травки, перчик, чайная ложечка аджики воспламенили зверский аппетит. В самом деле сожрал вдвое больше, чем рассчитывал, а в конце вытер ломтиком хлеба остатки соуса и тоже слопал.

Она наблюдала со счастливой улыбкой, сама лишь поклевала по краю своей тарелки, как мелкая птичка, теперь все талию берегут, от её окружности зависит работа сердца.

– Прекрасно, шеф!.. Вот теперь вы снова на коне.

– Это ты виновата, – сказал я обвиняюще. – Никогда столько в меня не влезало!.. Только не прыгай у меня на пузе, хорошо?

– Хорошо, – ответила она легко, – всё будет, как вам нравится.

– Какая ты, – сказал я и запнулся, не подобрав нужного слова, потому что «самопожертвование», «покладистость» не совсем в строку, а я по своей профессии уже привык подбирать точные определения. – Ты очень хорошая, Виола.

Она улыбнулась.

– Во славу нейролинка! Сим победиши.

Вместо кофе на ночь она приготовила что-то вроде киселя, потом я сбросил брюки, их теперь уже почти везде называют штанами, язык сраной улицы вытесняет классическую речь, рухнул на постель и с удовольствием смотрел, как неспешно раздевается Виолетта.

Это не стриптиз, всё намного мягче и женственнее, как и сама Виолетта больше женщина, чем Ежевика… чёрт, да что всё время её вспоминаю!.. Мягче и полнее, при чётко очерченной фигуре в нужных местах приятные округлости, вот уже дёрнулись пальцы, готовые вцепиться, давно так себя не чувствовал, это все жареный бифштекс со жгучими специями.

Она с улыбкой легла поверх одеяла рядом, глаза чистые и невинные, как у детской куклы, недостаёт только голубого бантика в пышной причёске, губы полные и красивой формы, зрелая молодость в полном расцвете.

Я протянул руку, она послушно приподняла голову и опустила на неё, в такой позе чаще лежат уже после копуляции, переводя дыхание и мирно обсуждая что-нить далёкое от плотских утех, но хотя кровь уже пошла в направлении причинного места, я всё ещё не мог выпинать из сознания картинку, как Ежевика ложится в постель с Константинопольским, и это продолжало наполнять меня холодом некой космической безнадёжности.

– Шеф?

Я встрепенулся, ответил виновато:

– Извини, перед глазами всё ещё наш чёртов нейролинк.

Она понимающе улыбнулась, хотя вряд ли поверила, все мы в постели врём едва ли не больше, чем на трибуне и на улице, повернулась ко мне, прижалась грудью и животом.

– Мы все такие… Но мозг заслуживает хотя бы короткий отдых.

– Все мы немножко лошади, – согласился я.

Её мягкая тёплая ладонь очень медленно пошла по груди вниз по животу. Картинка Ежевики с Константинопольским не ушла, но это в верхнем утолщении мозга, а телом распоряжается спинной мозг, что старше и главнее.

Я чувствовал, как он распределяет потоки крови, поднимает в нужных местах давление, температуру, невольно вспомнил, как пару раз совокуплялся и при сильнейшей зубной боли и даже при температуре под тридцать девять, когда попал под эпидемию гриппа, для организма продлить род важнее всего, а там хоть и умирай, но успей сделать главное.

Так и сейчас, я всё ещё видел Ежевику в постели с Константинопольским, во мне всё похолодело и умерло, как посчитал мозг, но это так решило верхнее его утолщение, которое и считаем мозгом, но сам мозг, древний и управляющий всеми глубинными процессами, даже не обратил на его писк внимания.

Я повернулся к Виолетте, её мягкий голос прошелестел в ухо:

– Ох, шеф…

И вязка прошла умиротвореннее и без вулканической активности. Когда наконец вышли из клинча, я рухнул рядом, отдышался, бросил взгляд на её личико.

Лежит тихонько, дышит часто, как зайчик, но едва слышно, не шевелится и помалкивает, не все мужчины любят беззаботный женский щебет.

Моё быстро трезвеющее сознание тут же, как айсберг в тёплом море, раздвинуло розовый туман и холодно напомнило, что на пути к нашей цели остался один шажок. В крайнем случае два. Большинство всё ещё не понимают, что нейролинк это не просто улучшенное устройство связи, как для успокоения простого народа говорится с наших трибун.

Нейролинк разобьёт вдрызг последний барьер на пути объединения людей в человечество. Нейролинк покончит не только с войнами, но и с границами. Нейролинк отменит надобность знания иностранных языков, необходимость переводчиков…

Рядом прошелестел тихий голосок, в котором прозвучало радостное изумление:

– Быстро вы восстанавливаетесь, шеф…

Её мягкие тёплые пальцы умело трогают гениталии, все женщины держат в памяти инструкции сексологов, как и что нужно делать, ни одна не желает уступать в умении другим.

Я удержал вздох, возвращаясь в этот мир, где моё тело ведёт себя по утверждённым ещё кистепёрыми рыбами законам, обнял её тёплое податливое тело, мягкое и горячее, и мы, как два древних существа в пещере, снова сплелись в жаркий клубок копулирования.

На ночь она не осталась, деликатно ускользнула, оставив после себя едва уловимый аромат тёплого женского тела, что нравится нам больше любых духов. Я чуть было не сел снова за рабочий стол, но приятная усталость растеклась по всему телу, опустил голову на подушку и провалился в сон раньше, чем закрыл глаза.

В институте всё своим чередом, когда утром вышел из лифта, в коридоре мощный аромат кофе, явно кто-то ухитрился остаться на ночь, несмотря на строгие запреты беречь народное здоровье.

У двери лаборатории взлохмаченные и с красными от бессонницы глазами Анатолий и Фауст ожесточённо спорят, размахивая руками, словно и не научные сотрудники, а какие-то этики у забегаловки.

Я услышал скрипучий голос Анатолия:

– Большой Адам существует!.. Для выхода человечества на более высокий уровень нужно было нарастить массу, потому всего за последние два столетия он поднял численность населения в восемь раз! С миллиарда до восьми. Но когда пришла автоматизация, и ручного труда осталось совсем мало, тут же ввёл гейство, лесбиянство, чайдлфри, асексуализм… и прочие радости высокоразвитого общества, что начали сокращать население без всяких войн и массовых эпидемий. В смысле, худел, заботился о здоровье!

Фауст возразил:

– Войны и эпидемии тоже пошли по восходящей!

– Это для страховки и коррекции, – уточнил Анатолий. – А так эти чайдлфришности неплохо справляются и без войн. Так что война возможна, даже вероятна, но не обязательна, если успеем с нейролинком… Привет, шеф!.. Что-то у вас глаза красные. А спина поцарапанная?