вещь, которую он не устает подчеркивать, – необходимость развивать самые близкие ваши отношения, поскольку именно они будут поддерживать вас больше, чем что-либо другое. Следующий по важности фактор – то, как вы проводите свое время, и не столько с точки зрения производительности, сколько с точки зрения генеративности и различных форм творческой активности. Разумеется, существует множество способов, и садоводство, несомненно, является одним из них.

Дональд Винникотт был известен тем, что применял игровой и творческий подход как в своих психоаналитических теориях, так и в собственной жизни. Неудивительно, что он также любил ухаживать за растениями. Он гордился садом на крыше своего лондонского дома и садом в своем коттедже в Девоне. Его жена Клэр Винникотт писала, что он сохранил азарт и творческую легкость до глубокой старости и даже продолжал кататься на велосипеде под гору, положив ноги на руль[274]. Вскоре после того, как ему исполнилось семьдесят, Винникотт перенес серию серьезных сердечных приступов, которые побудили его начать работу над автобиографией. На полях своей рукописи он записал следующую мольбу: «О Боже! Пусть я буду жив, когда умру»[275]. Многие ли из нас могут сказать то же самое? Этот сердечный вопль Винникотта выражает желание полноценно жить в этом мире и не впасть в депрессию, которая является частой спутницей необратимого увядания.

Клэр Винникотт рассказывает, что, перенеся «около шести сердечных приступов, Сэнд оправился от них». Винникотт не запрещал себе никакую деятельность. В возрасте семидесяти четырех лет, за несколько месяцев до его смерти, Клэр нашла его в саду их дома в Девоне, на дереве. Когда она воскликнула: «Какого черта ты там делаешь?» Винникотт ответил: «Я всегда хотел спилить это дерево. Оно портит вид из нашего окна». Возможно, это была работа, до которой у него никак не доходили руки, и вот, когда отпущенное ему время неумолимо подходило к концу, он наконец сделал это. Этот символизм поразителен: он не был готов умереть, он стремился заглянуть как можно дальше вперед – ну и, конечно же, нет ничего лучше, чем выпустить немного агрессии, что несомненно дает нам почувствовать себя живыми.

Той же осенью мысли о смерти все больше занимали Винникотта. В начале одной из последних лекций, которые он тогда прочитал, он рассказал о своих ощущениях следующим образом: «Рост все больше идет вниз. Если я проживу достаточно долго, я надеюсь, что смогу уменьшиться настолько, чтобы пройти через маленькую дырочку, называемую смертью»[276]. Дело умирания для Винникотта заключало в себя центральную дилемму: как «расти вниз» и в то же время чувствовать себя полностью живым. Обрамляя старость и дряхление иллюзией выбора и представляя наш окончательный уход из мира как разворот нашего вектора входа в мир, он приправил своим фирменным юмором ситуацию, которая в противном случае казалась бы безнадежной.

Рост вниз, который описывает Винникотт, поражает всех нас, принося неизбежное чувство потери. По мере того как мы увядаем, невозможно избежать того, что ткань жизни сжимается. Многие вещи у нас отнимаются или больше недоступны. Наши планы и мечты тоже должны ужаться.

Перед лицом старения садоводство может помочь сохранить чувство цели. Оно может оказаться тем способом, который дает возможность осознать свое место в мире, почувствовать, что у нас есть хоть какая-то власть над жизнью, – что, по крайней мере, есть что-то, что находится под нашим контролем, и не все утекает у нас сквозь пальцы. Кроме того, ничто так не компенсирует наш рост вниз, как то, что растет вверх.

Чтобы садоводство несло такой позитивный заряд, оно должно осуществляться в посильных масштабах. Смотреть из окна на запущенный и заросший участок, который раньше был предметом гордости, может быть даже хуже, чем вообще не иметь сада. Это может стать болезненным напоминанием о том, что вы уже не в состоянии справляться с ним. Выходом из этой проблемы может стать совместное использование садов. Например, программа «Садовые партнеры Эдинбурга» (Edinburgh Garden Partners) в Шотландии[277] сводит людей, которые хотят выращивать продукты питания, но не имеют участка, с людьми, которым нужна помощь по саду, поскольку они больше не могут справиться со всем самостоятельно. Для обеих сторон тут есть явные преимущества. Общность интересов может привести к формированию дружеских отношений, помогающих бороться с одиночеством старости. Исследование аналогичной программы, проводившееся в течение ряда лет в Уондсворте, южный Лондон, показало, что качество жизни пожилых владельцев садов значительно улучшилось – их уровень физической активности увеличился, а такие симптомы, как тревога и депрессия, уменьшились.

Чтобы решить проблемы старости в современном обществе, нам необходимо придумывать больше подобных творческих решений[278], но по большей части нам не хватает жизнеспособной модели. Поскольку преклонный возраст теперь длится дольше, как никогда важно, чтобы мы уделяли внимание этим людям. Какой смысл жить еще десятилетие или два, если качество жизни ужасное? Как часто пожилые люди оказываются в стороне, вытесненные за периферию нашего зрения. Налицо отсутствие уважения к их потребностям и отсутствие интереса к тому, что они могут предложить с точки зрения жизненной мудрости и воспоминаний. Диана Атилл полностью осознавала, как ей повезло иметь доступ к такому прекрасному саду и наслаждаться растениями на своем балконе. Большинство домов для престарелых такими совсем не являются. Жизнь в интернатных учреждениях слишком часто предлагает лишь ограниченное существование в помещении, где все происходит по заведенному распорядку, в относительно непривлекательной и неизменной среде. Вся жизнь здесь сводится к ожиданию – ожиданию следующей дозы лекарства, следующего приема пищи; по сути – к ожиданию смерти.

В книге «Все мы смертны»[279] Атул Гаванде пишет о том, как важно иметь источник смысла по мере приближения конца жизни. К сожалению, большинство домов престарелых ничего не делают в этом направлении. «Когда люди осознают конечность своей жизни, – пишет он, – они не просят многого. Они не стремятся к большему богатству. Они не стремятся к большей власти. Они просят только о том, чтобы им разрешили, насколько это возможно, продолжать формировать историю своей жизни в этом мире»[280]. Интернаты, как правило, не дают возможность индивидуального «формирования жизни», но это не обязательно должно быть так. Гаванде описывает, что произошло в доме престарелых «Чейз Мемориал» в Нью-Йорке, когда там появились домашние животные и растения. Среди новшеств можно назвать создание огородной грядки и цветника, а также установку сотен горшечных растений. Кролики, куры, попугаи, кошки и собаки также привносили в это место ощущение жизни. Результаты были впечатляющими: люди, которые почти не разговаривали друг с другом,