начали общаться, другие, которые до этого вели себя пассивно, стали участвовать в новых видах деятельности, а те, кто страдал тревожностью, стали спокойнее и счастливее.

Через два года результаты изменений, произошедших в «Чейз Мемориале», были задокументированы и сопоставлены с данными из обычного дома престарелых неподалеку. У жителей «Чейз Мемориала» не только снизился уровень депрессии и повысился уровень активности, но и уровень смертности упал на 15 процентов, а количество выписанных рецептов на лекарства сократилось вдвое. Это внушительные результаты после относительно простых изменений. Как пишет Гаванде, чувства отчуждения и изолированности изменились на противоположные: «Ужас болезни и Старости – это не только ужас потерь, которые приходится терпеть, но и ужас изоляции».

Одиночество можно назвать одним из самых болезненных аспектов старения. Сепарационная тревога может привести к пагубным последствиям для здоровья. Последняя статья, написанная психоаналитиком Мелани Кляйн за год до ее смерти, была посвящена теме одиночества[281]. Степень, в которой мы чувствуем себя одинокими, оказавшись в изоляции, в значительной степени зависит от того, что мы берем для себя из этого опыта. Чувства обиды и горести по поводу того, что многие удовольствия нам больше недоступны, будут служить подтверждением пустоты жизни и только усилят состояние одиночества. И напротив, замечает Кляйн, воспоминания о более счастливых временах могут быть нашим эмоциональным ресурсом, особенно если мы способны испытывать благодарность к прошлому.

* * *

Наслаждение красотой обеспечивает нам дружеское общение определенного рода, которое облегчает ощущение изоляции. Философ Роджер Скрутон[282] пишет, что наше «наслаждение красотой… подобно подарку, который мы предлагаем объекту и который одновременно является подарком самому себе». Он утверждает, что «в этом отношении это сродни тому удовольствию, что люди испытывают в компании своих друзей». Ощущение того, что что-то прекрасно, связано с благодарностью, и это переживание помогает нам чувствовать себя в этом мире как дома. Любовь к цветам, безусловно, была таким переживанием для Фрейда. В письме, которое он отправил американской поэтессе Х.Д.[283] на восьмидесятом году своей жизни с благодарностью за присланное ему в качестве рождественского подарка растение дурмана он написал: «Перед моим окном возвышается гордое, сладко пахнущее растение. Только дважды я видел, как оно цветет в саду – на озере Гарда и в Вал Лугано. Это напоминает мне о тех давно минувших днях, когда я еще мог передвигаться и наслаждаться солнцем посреди южной природы».

Путешествия Фрейда подарили ему множество воспоминаний, на которые он мог опереться. Например, во время своего первого визита в Италию он познакомился с незабываемым садом. Ближе к концу своего путешествия, уже усталые, с ноющими ногами, он и его брат Александр прибыли в Торре-дель-Галло – величественное историческое здание, расположенное на холмах возле Флоренции. Они пробыли там четыре дня. Как он писал в письме Марте, это не было рядовым местом для простой передышки. «В этой небесной красоте ни до чего не доходят руки, – писал он. – Она парализует… И райский сад играет в этом не последнюю роль, заманивая нас под свои фиговые деревья, чтобы предаться дремоте». Чувственностью этого места были проникнуты и его плоды: «Вся еда поступает из сада, за исключением превосходной говядины. Свежий инжир, персики, миндаль с деревьев, с которыми мы уже познакомились лично»[284]. Территория, с которой открывался панорамный вид на Флоренцию, была достаточно большой; по ней можно было свободно бродить и наслаждаться «головокружительной южной красотой».

Что может быть роскошнее спелых персиков, только что сорванных с дерева и отдающих небу свое ароматное солнечное тепло? Что может быть лучше той неги, чем та, в которую, лежа под фиговым деревом, то погружаешься, то выходишь из нее, пока твои призрачные мысли бродят где-то? Как легко жарким летним днем в таком месте, как это, погрузиться в мечты, когда помехой тебе служит лишь тихое жужжание насекомых и нежнейший ветерок; никаких криков на улице или внезапных вторжений, которые могли бы вывести тебя из твоих грез. Рай предлагает в высшей степени безопасный и приятный опыт, и как же мы жаждем вернуть его – ведь мы хорошо знакомы с этим чувством с самого раннего возраста. Мы видим его в блаженном состоянии накормленного ребенка, когда он лежит, успокоенный и сонный и для которого фон из знакомых, уютных голосов означает, что бояться совершенно нечего.

Фрейд никогда не терял вкуса к красоте и с возрастом проводил в саду все больше времени. Когда ему было за шестьдесят, у него во рту удалили раковую опухоль, и врачи запретили ему путешествовать. Ему было трудно смириться с физическими ограничениями и перспективой, как он выразился, прожить «жизнь, подчиняясь приговору». Он стал ежегодно снимать виллу в пригороде Вены на весенние и летние месяцы, и его пациенты приезжали туда к нему на прием. Главным требованием Фрейда было – иметь доступ к прекрасному саду, который мог бы вызывать ощущение рая.

В доме в Петцляйнсдорфе[285] он нашел «невероятную красоту, покой и близость к природе». Кроме того, ему понравился «идиллически тихий и красивый» летний дом в Берхтесгадене[286]. Но именно вилла в Гринцинге была самой красивой из всех: «Прекрасная, как сказка»[287] – писал он о ней. Как только он нашел ее, ему больше не нужен был никакой другой дом.

Его сын Мартин вспоминал[288], что территория виллы в Гринцинге была «достаточно большой, чтобы ее можно было назвать парком, причем в нем можно было запросто заблудиться» и что там был «прекрасный фруктовый сад, в котором росли вкусные ранние абрикосы». Четыре гектара были заключены в стены, а за ними открывался вид на виноградники. У Фрейда была открытая кровать-качалка, затененная балдахином, сделанная специально для него, и здесь он читал, спал и принимал посетителей. Он заявил, что это подходящее место, чтобы «умереть среди красоты». К этому моменту Фрейд отошел от общественной жизни, хоть и продолжал работать. Во время болезни ему пришлось перенести в общей сложности тридцать три хирургических вмешательства на челюсти и полости рта. Это продлевало его жизнь, но он испытывал ужасные боли, а кроме того, страдал от многочисленных осложнений и инфекций.

Во время интервью, которое состоялось вскоре после его 70-летия[289], Фрейд рассказал о своей любви к растениям. Интервьюером был американский журналист Джордж Виерек, а само интервью проходило, пока они с Фрейдом прогуливались по саду. «В жизни я наслаждался многими вещами, – рассказывал Фрейд Виереку, – дружбой моей жены, моими детьми, закатами. Я наблюдал, как растения растут весной». Опыт научил его, добавил он,