из способов, которым мы определяем наше отношение к природе нашего существования. Куниц сравнивает процесс садоводства с написанием стихотворения, а свой сад называет «живой поэмой». И то и другое может подарить нам творческий образ жизни в этом мире, однако и сад, и работа, которую мы в нем выполняем, неизбежно являются физическими.

Садоводство предполагает взаимодействие сил, человеческих и природных, поэтому для Куница его сад – это «совместное творчество». В той мере, в какой он откликается на сад, тот откликается на него. В старости, когда он почувствовал, что жизненная сила внутри него иссякает, он воспринял уход за растениями как форму репродуктивных отношений: «По мере того как человек становится старше, возникает необходимость в обновлении энергии, связанной с эротическим началом». Сад приобрел в его сознании образ «постоянного спутника», своего рода музы. «Я никогда не пребываю вне сада, даже когда нахожусь вдали от него», – писал он. В 2003 году, серьезно заболев и даже чуть не умерев в больнице, он верил, что именно его страстное желание вернуться в свой сад помогло ему выздороветь. Сад – место столь же воображаемое, как и реальное. Мы мечтаем о наших садах и бесконечно строим планы относительно них. Для многих людей количество времени, которое они тратят на размышления о саде, намного превышает время, которое они фактически проводят, отдыхая или работая в нем. Даже уход за оконным ящиком с цветами может открыть дверь в другой мир.

Писательница Диана Атилл начала заниматься садоводством в возрасте шестидесяти лет[268]; в этот период ее жизни началась и вторая ее карьера – мемуариста. Она писала, что до тех пор, пока на нее неожиданно не взвалили уход за садом ее двоюродного брата, она «едва ли когда-либо срывала даже одуванчик». Ее садоводческая жизнь началась на ура: «Когда я впервые в жизни что-то посадила и это действительно выросло, я попалась на крючок и так с него и не слезла»[269]. И в свои семьдесят, и в восемьдесят лет она оставалась активным садоводом. Ей нравилось, что это полностью поглощало ее, «выводило из зоны комфорта, даря освежающий и исключительно полезный опыт». В садоводстве двумя главными удовольствиями для нее были радость от того, что что-то происходит, и времяпровождение в компании растений, «полных тайны жизни, как и мы сами».

Я впервые встретилась с Атилл, когда ей было девяносто семь. Как-то в разгар лета она пришла в наш сад со своим племянником Филом и его женой Аннабель. Ландшафт нашего участка довольно непрост, поэтому Фил усадил ее в инвалидное кресло, в то время как Аннабель несла зонтик от солнца. Атилл быстро подмечала всевозможные детали, из-за чего мы регулярно останавливались, чтобы посмотреть на отдельные растения и деревья. Она была стильно одета, и прямота ее мнений временами обезоруживала. Меня поразило, что она нашла способ смириться с ограничениями старости, при этом решительно не поддаваясь им.

В девяносто лет Атилл переехала в дом престарелых в зеленой части северного Лондона. К счастью, там был большой сад, и прямо у нее под окном росла прекрасная магнолия. В ее комнате был балкон, на котором она установила два больших терракотовых горшка и три цветочных ящика. В том, что она называла «престарелым возрастом», ее удовольствие от сада стало более свободным, не требуя от нее участия в садовых работах, однако она все еще заботилась о своих горшечных растениях. Атилл была, как она выразилась, «без ума» от цветов и цвета. В ее красочной экспозиции были представлены агапантус, душистый горошек и пурпурный вьюнок, и, хотя раньше она не одобряла их, она начала выращивать бегонии. Ее любимицами были великолепные длинноцветковые лилии – «Мэй Уэст среди цветов» – с насыщенно-красными и розовыми цветами, и все летние месяцы она сидела в их компании и наслаждалась «спонтанными моментами солнечного света».

Осенью она сажала фиалки – «дорогие доблестные фиалки, которые выглядят такими нежными, однако цветут непрерывно с октября по май; во время действительно сильных морозов они немного съеживаются, но всегда так галантно восстанавливаются»[270] – совсем как она, поскольку Атилл ясно давала понять, что быть престарелым человеком совсем не легко, но цветы и деревья доставляли ей удовольствие, от которого, как и от многих других вещей в старости, не нужно отказываться.

И Атилл, и Куниц начали свои садовые проекты, переступив черту среднего возраста, и не будет преувеличением сказать, что не в последнюю очередь своим здоровьем и долголетием они обязаны садоводству[271]. Когда факт нашей смертности начинает давить на нас, что обычно бывает в среднем возрасте, мы можем испытать внезапный прилив творческой энергии, как это случилось у них обоих. Эрик Эриксон, психоаналитик и специалист в области психологии когнитивного развития, назвал это явление «генеративностью»[272]. Он считал, что способность быть продуктивным различными способами во второй половине жизни важна для нашего эмоционального благополучия. Под генеративностью Эриксон подразумевал выход за рамки нашей собственной, привычной жизни. Здесь, безусловно, есть пересечение с творчеством, но речь также идет о навыках и знаниях, которые мы передаем следующему поколению, о том, что будет жить после нас, что заставляет нас смотреть в будущее. Напротив, если утекающее время заставляет нас думать «А какой смысл?», мы, скорее всего, войдем в состояние «застоя», в котором жизнь теряет всю свою значимость.

Крупнейшее проведенное когда-либо психологическое исследование старения и качества жизни – это грантовое исследование Гарвардского университета[273], в котором участвовало более тысячи человек и которое длилось несколько десятилетий.

Одним из наиболее поразительных открытий было то, что мужчины и женщины, которые развили в себе генеративные способности после пятидесяти лет, в три раза повысили свои шансы прекрасно себя чувствовать и в восемьдесят. Это открытие удивило исследователей, которые ожидали обнаружить, что значительную роль будут играть экономические факторы, однако здесь соотношение было не столь значительным. Удивительным было также открытие, что само физическое здоровье не было особенно связано с тем, как люди справлялись с изменениями и ограничениями, появляющимися в процессе старения. Решающими факторами оказались эмоциональная жизнь людей и вид деятельности, которой они занимались. Было доказано, что одиночество, несчастливые отношения и отсутствие цели в наибольшей степени способствуют снижению качества жизни в пожилом возрасте.

В своей книге «Стареем правильно» (“Aging Well”) психиатр Джордж Вейлант, который в течение тридцати лет был ведущим исследователем в вышеупомянутом проекте, писал, что дело не столько в том, какие невзгоды может обрушить на вас жизнь, сколько в том, как вы с ними справляетесь. Самая важная