представителей или местным собраниям и т. д., и т. д. Общее у всех революционеров этого рода – революция, произведенная меньшинством, при более или менее продолжительной диктатуре этого меньшинства». В качестве редактора, г-н Лавров заявил, что его журнал «никогда не сочтет возможным допустить без возражения на свои страницы теорию революционной диктатуры меньшинства, так называемую якобинскую теорию. Названная теория подвергалась остракизму по следующим, довольно уважительным, причинам.

«История доказала, и психология убеждает нас, что всякая неограниченная власть, всякая диктатура портит самых лучших людей, и что даже гениальные люди, думая облагодетельствовать народы декретами, не могли этого сделать. Всякая диктатура должна окружать себя принудительною силою, слепо повинующимися орудиями; всякой диктатуре приходилось насильственно давить не только реакционеров, но и людей, просто несогласных с ее способами действия; всякой захваченной диктатуре пришлось истратить более времени, усилий, энергии на борьбу за власть с ее соперниками, чем на осуществление своей программы помощью этой власти. О сложении же диктатуры, захваченной насильно какой-либо партией (т. е. о том, что диктатура послужит лишь «исходным пунктом революции», не правда ли, г-н редактор?) можно мечтать лишь до ее захвата; в борьбе партий за власть, в волнении явных и тайных интриг, каждая минута вызывает новую необходимость сохранить власть, выказывает новую невозможность оставить ее. Диктатуру вырывает из рук диктаторов лишь новая революция»… «Неужели наша революционная молодежь согласна служить подножием трона нескольких диктаторов, которые и при самых самоотверженных намерениях могут быть лишь новыми источниками общественных бедствий, но которые, всего вероятнее, будут даже не самоотверженные фанатики, но страстные честолюбцы, жаждущие власти для самой власти, жаждущие власти для себя?..»

«Если действительно доля нашей молодежи стоит за диктатуру, за захват власти меньшинством, – продолжал почтенный редактор, – то органом этой доли «Вперед!» никогда не будет… Пусть борются русские якобинцы против правительства; мы им мешать не будем, но партия народной социальной революции станет всегда их врагом, едва один из них протянет руку к власти, которая принадлежит народу и больше никому»[176].

Предсказание П.Л. Лаврова исполнилось в точности. Журнал «Вперед!» действительно «никогда не был» органом русских якобинцев. Правда, сам П.Л. Лавров сделался редактором органа «этой доли молодежи». Но это уже дело другое, вас здесь не касающееся.

В настоящую минуту нас интересует следующее соображение. Автор «Исторических писем» нигде не заявлял, что он изменил свои взгляды на захват власти; поэтому мы можем с уверенностью сказать, что один из редакторов «Вестника Народной Воли» относится к такому захвату крайне отрицательно. Нас радует подобная уверенность: приятно согласиться во мнениях с известным и уважаемым писателем, а мы можем сказать, что совершенно разделяем его мысли о захвате власти, хотя и пришли к своему убеждению несколько иным путем. Мы всегда стремились обращать главное внимание не на субъективную, а на объективную сторону дела, не на мысли и чувства отдельных личностей – хотя бы эти личности носили даже диктаторское звание, – а на социальные условия, с которыми им приходится считаться, на внутренний смысл тех общественных задач, за решения которых они берутся. Мы не потому говорим против захвата власти, что «всякая диктатура портит самых лучших людей», – это вопрос едва ли окончательно разрешенный «историей и психологией». Но мы думаем, что если «освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих», то никакая диктатура ничего не сделает там, где рабочий класс, «городской и сельский», не подготовлен к социалистической революции. А такая подготовка идет, обыкновенно, параллельно с развитием производительных сил и соответствующей им организации производства. Вот почему мы и задавались вопросом – насколько современные экономические отношения России оправдывают программы людей, стремящихся к захвату власти и обещающих совершить, с ее помощью, целый ряд социально-политических чудес! Есть ли у этих людей более физической возможности исполнить свои обещания, чем у синицы, собиравшейся зажечь море? И мы пришли к отрицательному ответу. В брошюре «Социализм и политическая борьба» мы подробно объяснили, почему мы считаем такой ответ единственно возможным в настоящее время. Не разбирая прямо наших доводов, г-н Тихомиров также коснулся в разбираемой статье этого вопроса, при чем кинул в «некоторую часть социалистов» некоторою частью употребленных нами выражений. Но аргументация нашего автора, по обыкновению, очень неубедительна; да он не всегда и гонится за убедительностью. По временам он совершенно перестает доказывать и только утверждает, так сказать, декретирует те или другие положения, как будто бы он «захватил» уже «власть» над умами своих читателей. Так, например, прикрикнувши на людей, считающих физически невозможным захват власти силами современной революционной партии, и обвинивши их в «перетасовке понятий», он противопоставляет их доводам следующее… заявление: «Не подлежит сомнению, что вопрос о захвате власти всякою революционною силою определяется, прежде всего, тем, достаточно ли дезорганизовано, расшатано и непопулярно существующее правительство, и если все эти данные имеются в наличности, – государственный переворот не представляет ничего невозможного и даже особенно трудного»[177]. Не останавливаясь долее на этом интересном вопросе, он прямо переходит к обсуждению шансов «удержания власти» нашими революционерами. Волей-неволей, всем «несогласномыслящим» приходится мириться с не совсем обычным лаконизмом автора. Помиримся с ним и мы, тем более, что истина некоторых положений автора на этот раз действительно «не подлежит сомнению». Но даже и в этом случае весьма уместно будет спросить – кто же «перетасовывает понятия» – г-н Тихомиров или его противники? Во-первых, «государственный переворот» далеко не то же самое, что и «захват власти всякою революционною силою». Там, где «существующее правительство дезорганизовано, расшатано и непопулярно» – государственный переворот не только «не представляет ничего невозможного», но просто почти неизбежен, а вследствие этого, разумеется, и не «особенно» труден. Но это еще не значит, что «всякая революционная сила» может стать на место свергнутого правительства, захватить потерянную им власть. Государственный переворот может быть совершен совокупным действием многих «сил», враждебных между собою, но, тем не менее, революционных по отношению к существующему порядку. Тогда и «власть» достанется не одной из этих сил, а общей их равнодействующей, воплощенной в новом, временном или постоянном, правительстве. Для каждой же из них в отдельности, «вопрос о захвате власти» не только не разрешится, но еще более усложнится таким исходом: вместо слабого и непопулярного противника, им придется спорить за власть с соперниками свежими, бодрыми, еще неутомленными борьбой и имеющими за себя голос некоторой части нации. Все это ясно, как божий день. А если ясно, то можно ли приурочивать интересующий нас вопрос о захвате власти «партией Народной Воли» – исключительно к непрочности существующего правительства, к вероятности государственного переворота? Позволительно ли так подменять понятия, совершенно различные по своему смыслу и содержанию?

Но, скажут нам, вы придаете «государственному перевороту»