бы, что рабочий класс может оказать ей важную помощь в достижении ее целей? Современная политика железного канцлера ясно показывает, что такого сознания не лишено даже прусское юнкерство. Теперь все обращаются к рабочим, но не все говорят с ними одинаковым голосом, не все отводят им одинаковую роль в своих политических программах. Это различие заметно даже на социалистах. Для демократа Якоби основание одного рабочего союза имело более важное культурно-историческое значение, чем битва при Садовой. Бланкист, конечно, вполне согласится с этим мнением. Но согласится – единственно потому, что не битвы, а революционные заговоры являются в его глазах главными двигателями прогресса. Если же вы предложите ему выбрать между рабочим союзом и «кающимся дворянином» в лице какого-нибудь начальника дивизии, то он едва ли задумается предпочесть второго первому. Да оно и понятно. Как ни важны «для революции» рабочие, но высокопоставленные заговорщики еще того важнее, без них нельзя ступить шагу, и часто весь исход заговора может зависеть от поведения того или другого «превосходительства»[179]. С точки зрения социал-демократа, истинно-революционное движение настоящего времени возможно только в среде рабочего класса; с точки зрения бланкиста революция только частью опирается на рабочих, имеющих для нее «важное», но не главное значение. Первый полагает, что революция имеет «особенно важное значение» для рабочих; по мнению второго, рабочие имеют, как мы знаем, особенно важное значение для революции. Социал-демократ хочет, чтобы рабочий сам сделал свою революцию; бланкист требует, чтобы рабочий поддержал революцию, начатую и руководимую за него и от его имени другими, положим, хоть гг. офицерами, если вообразить нечто вроде заговора декабристов. Сообразно с этим, изменяется и характер деятельности, и распределение сил. Один обращается, главным образом, к рабочей среде, другие имеют с ней дело только между прочим и когда этому не мешают многочисленные, сложные, непредвидимые и все более и более возрастающие нужды начатого вне ее заговора. Это – различие огромной практической важности; именно им-то и объясняется враждебное отношение социал-демократов к заговорщицким фантазиям бланкистов.

3. Вероятные последствия «народной» революции

Но будем сговорчивы. Допустим невероятное, предположим, что «власть» действительно оказалась в руках наших современных революционеров. К чему приведет их такая удача?

Послушаем нашего автора. «Ближайшая и первая задача победоносного временного правительства состоит в том, чтобы явиться на помощь народной революции. Захваченная государственная власть должна быть употреблена для того, чтобы повсюду революционизировать народные массы и организовать их власть, а это такая задача, при выполнении которой революционеры стоят на твердой почве. Тут временное правительство даже ничего не творит, а только разрешает силы, существующие в народе и даже находящиеся в состоянии сильнейшего напряжения… Временное правительство не имеет тут нужды ни приневоливать народную массу, ни учить ее. Оно только помогает ей с чисто внешней стороны»[180].

Так говорит г-н Тихомиров, рассуждая о роли «временного правительства, вынужденного захватить власть».

Он убежден, что эта «чисто внешняя» помощь народу приведет к «началу социалистической организации России». Если мы припомним его родословную, то увидим, что подобная уверенность нисколько не удивительна с его стороны, и перешла к нему просто по закону наследственности: Бакунин «родил» Ткачева, Ткачев «родил» Тихомирова и братьев его. И если ближайшие литературные предки нашего автора держались того убеждения, что «народ всегда готов» к социальной революции, то потомку их вполне естественно верить в такую готовность народа, по крайней мере, в «переживаемый нами момент». Нужно удивляться не г-ну Тихомирову, который, стыдясь открыто признать свое происхождение, все-таки свято хранит предания своих духовных отцов. Нужно удивляться тем читателям, которые, отказавшись от теорий Бакунина и Ткачева, воображают что г-н Тихомиров предлагает им нечто более новое, более серьезное и осуществимое. Для таких читателей критика есть пустое слово, а последовательность самое бессодержательное понятие!

Людям, действительно и бесповоротно покончившим с бакунинско-ткачевскими фантазиями, указанная уверенность г-на Тихомирова покажется решительно ни на чем не основанной. Такие люди понимают, что социалистическая революция предполагает целый ряд мер для социалистической организации производства. И уже по одному этому «чисто внешняя» помощь революционного правительства никоим образом не может быть признана достаточной для удачного исхода такой революции. Кроме того, социалистическая организация предполагает два условия, без «наличности» которых за нее невозможно и браться. Первое из этих условий имеет объективный характер и заключается в экономических отношениях страны. Другое условие – чисто субъективное и относится к самим производителям: недостаточно одной объективной, экономической возможности перехода к социализму; нужно, чтобы рабочий класс понял и сознал эту возможность. Эти два условия находятся в тесной взаимной связи. Экономические отношения влияют на экономические понятия людей. Экономические понятия людей влияют на их образ действия, на общественные, а следовательно, и экономические отношения. И так как мы «не верим» уже ни в «десницу божию», ни во врожденные идеи, то нам остается предположить, что «порядок идей определяется порядком вещей», и что взгляды людей на окружающую их экономическую действительность обусловливаются свойствами самой этой действительности. Этими же свойствами определяются и наклонности различных классов, консервативные в один, революционные в другой исторический период. Известный класс возмущается против окружающей его действительности, становится в противоречие с нею лишь в том случае, когда она «разделяется на ся», когда в ней самой обнаруживаются те или другие противоречия. Характер, ход и исход начавшейся против нее борьбы определяется характером этих противоречий. В капиталистических странах одним из главных экономических противоречий является противоречие между общественным характером производства, с одной стороны, и индивидуальным присвоением предпринимателями его средств, орудий, а следовательно, и продуктов – с другой. При полной невозможности отказа от общественной организации производства, единственным средством разрешения этого противоречия является приведение юридических норм в соответствие с экономическими фактами, передача орудий и объектов труда в собственность общества, которое распределяло бы продукты, сообразно с потребностями трудящихся. И это противоречие, равно как неотложная необходимость его разрешения, все более и более входит в сознание страдающих от него людей. Рабочий класс все более и более становится склонным и готовым к социалистической революции. Мы не раз уже повторяли ту доказанную Марксом истину, что указанное выше противоречие неизбежно возникает на известной ступени развития товарного производства. Но товарное производство, как и все в мире, имеет не только конец, но и начало. Оно не только подготовляет новый общественный строй, благодаря свойственным ему противоречиям, но и само было когда-то ново, само возникло из противоречий своего предшественника. Известно, что товарному производству предшествовало натуральное хозяйство и первобытный коллективизм. Главнейшей причиной возникновения противоречий в первобытных общинах была свойственная им ограниченность, не допускавшая приложения коммунистического принципа к межобщинным отношениям. Эти отношения повели к развитию