терпелось снова оказаться на Грани. Мы добрались до склепа семьи Кёниг с рекордной скоростью. Дорожки на кладбище размыло ночным дождём, коляска постоянно застревала, но Квинн рвался вперёд. К сожалению, нормально поговорить во время этого марафона мы снова не смогли. Лавируя на поворотах между лужами, я могла только повизгивать.

Как только мы оказались у склепа, Квинн схватил костыли и поднялся.

– Кажется, кто-то забыл вытащить ключ, – с восторгом заметил он.

Даже не постучав, он распахнул дверь. Бронзовый Клавиго Берг предупредительно кашлянул.

– Может, это ловушка? Давай лучше подождём, пока кто-нибудь за тобой выйдет, – предложила я. – Мы прибежали на шесть с половиной минут раньше.

– Тем лучше. – Квинн улыбнулся мне через плечо и переступил порог склепа. Костыли он поставил внутри у стены. – Тогда, может, у меня даже будет немного времени, чтобы вытащить с воображаемой полки в воображаемой библиотеке какую-нибудь книгу, которая тоже существует только в моём воображении, и поглядеть, написано ли в ней хоть что-то.

Даже так называемый страж портала не предпринял ни малейшей попытки его задержать. Клавиго, конечно, начал было декламировать:

– Так жаждешь ты пройти сюда… – Но резко оборвал несостоявшееся стихотворение и буднично продолжил: – Да что уж там, двое рыжеволосых тоже пробежали мимо, даже не поздоровались.

Радостно бросив мне: «До скорого!», Квинн скрылся в темноте, я успела лишь различить его силуэт, удаляющийся вглубь склепа, и тут тяжёлая дверь за ним с грохотом закрылась.

В изнеможении я плюхнулась в инвалидную коляску. Мне вдруг стало ужасно себя жаль. Какое же это несправедливое распределение ролей: Квинн перепрыгивает через порталы в параллельный мир, а мне остаётся только ждать его и волноваться, чтобы он вернулся живым и здоровым. В церкви по крайней мере было сухо и тепло, а здесь дул холодный ветер, сгущались тучи, в любую минуту мог начаться дождь. Я уже начала прикидывать, не сбегать ли мне домой за зонтиком, но затем подумала, что если меня снова кто-то увидит с пустой инвалидной коляской, то опять нужно будет выдумывать объяснение. Поэтому я лишь поглубже натянула на голову капюшон и попыталась заняться хоть чем-то полезным: завязать разговор с бронзовым Клавиго Бергом. Но тот был сегодня слишком занят, чтобы меня слушать: он сочинял весеннее стихотворение.

Мне очень хотелось узнать, как так получилось, что Клавиго не пошёл на свет и по-прежнему обитал в нашем мире, пусть и в виде духа. И где он находится в те моменты, когда покидает бронзовый памятник. Но когда я спросила его о туннеле, по которому он должен был пройти после смерти, Клавиго лишь разозлился, потому что слово «туннель» абсолютно ни с чем не рифмуется, и такие дурацкие непригодные для стихотворений слова вообще надо запретить и вычеркнуть из словаря.

– К таким словам относится и «февраль». Я уже полдня потратил на то, чтобы придумать к нему подходящую рифму. Эти слова изобрёл настоящий садист, враг всех поэтов.

Я глубоко вздохнула. К сожалению, Клавиго воспринял это как приглашение продекламировать мне свой новый шедевр:

– Шагает по миру февраль, и зимой, и надеждой он полон… – начал бронзовый поэт и выжидающе на меня посмотрел. – Затем должна быть рифма на «аль». Например, «даль» или «педаль». Или «ужаль». Многообещающее начало, правда? Если бы не февраль, я бы уже давно закончил это стихотворение.

– Может, стоит просто немного переделать предложение? Что-то вроде: «Февраль уж позади…», тогда сможешь продолжить, скажем, с такими рифмами, как «разбуди», «на груди». Уже веселее, правда? – немного раздражённо добавила я.

Клавиго, который, очевидно, не обладал особым чувством юмора, обрадовался, что февраль в моей версии уже позади, вместо того чтобы только шагать, но потом снова застопорился на следующей строчке. Он действительно был никудышным поэтом.

Окинув меня любопытным взглядом, мимо прошла пожилая дама. Если сидишь в инвалидной коляске, люди либо не замечают тебя, либо не стесняясь разглядывают с ног до головы. Это я уже заметила.

– Проходит февраль, какая печаль, – сказала я ей, и дама зашагала намного быстрее.

Клавиго продолжал подбирать неудачные рифмы, поэтому я несколько раз бесцельно объехала вокруг большой лужи, потом написала несколько сообщений Юли и зашла на сайт медицинского университета в надежде найти хоть какие-то зацепки, которые помогут нам в дальнейших поисках синеволосой. Затем я включила аудиокнигу, но тут батарея моего телефона просигнализировала, что вот-вот разрядится. Я вспомнила про конверт, который по-прежнему лежал в кармане куртки.

«Интересно, сколько денег туда положила госпожа фон Аренсбург?»

Только я собралась вытащить его и заглянуть внутрь, как на дорожке показалась влюблённая парочка, шагавшая в обнимку прямо на меня. И хотя на девушке была ярко-жёлтая куртка, которую я видела только у одного-единственного человека, до меня дошло лишь через несколько секунд, что ко мне приближается Лилли Гольдхаммер собственной персоной. А парень, который нежно приобнял её за плечи, – Лассе Новак. Лучший друг Квинна.

Увидев меня, они испуганно отпрыгнули в разные стороны.

«Вот оно что. Значит, поэтому Лилли устроила тогда в лифте такую сцену Квинну. Её просто мучили угрызения совести. И не напрасно».

– Снова ты, – сказала Лилли, а Лассе покрылся красными пятнами и во все глаза уставился на меня.

– Это… не то… – запинаясь, забормотал он. – Не то, что ты подумала… Мы просто…

– Как раз направляемся к Квинну, чтобы всё ему объяснить. – Лилли поджала губы. – Потому что у Лассе не хватает духу.

– Я попытался с ним поговорить, но его мысли где-то далеко, он несёт какой-то бред о феях и волках, – защищался лучший друг Квинна. Тем временем на его шее множились красные пятна. – Госпожа Рас-Корак считает, что у него, возможно, развивается расстройство личности из-за перенесённой черепно-мозговой травмы. – Казалось, Лассе вот-вот расплачется. – Не могу же я вот так с ходу обрушить на него ещё и известие, что я увёл у него девушку, пока он лежал в реанимации и боролся за жизнь.

– Мы тоже боролись, – сказала Лилли, обращаясь скорее к Лассе, чем ко мне. – Мы тоже пережили сложные времена. Но случилось то, что случилось. С другой стороны, можно сказать, что это вина Квинна. Если бы не произошла та авария, нам с Лассе не нужно было бы друг друга утешать, пока Квинн лежал в коме. Мы же не каменные…

«Ну да. Какая грандиозная отговорка».

– Не надо передо мной оправдываться, я же не ваш психотерапевт, – ответила я. – Почему бы вам просто не пойти дальше и не притвориться, что мы друг друга не видели?

«Да уходите уже, и побыстрее, пока Квинн не вышел из этого склепа. Вот если бы сейчас