Слой живого огня под ногами становился глубже, под горой он еще не застыл, и ноги проваливались чуть не по колено, и даже конец меча был весь в желтой грязи. Приходилось то и дело сбрасывать живой огонь мыслесилой, но здесь это было куда легче, чем на лугу. Видимо, мысль усиливалась внутри горы тем сильнее, чем глубже они заходили в подгорный проход, но от чего так получается, Дарион не понимал. Чем-то он напоминал шахты и ходы Подгорья, но там они были облагорожены многолетним трудом рудоделов, а здесь все было, как в день исхода. Но чего он хочет, день исхода здесь был вчера!

Он оглянулся на своих спутников. Нарика при каждом шаге вылавливала из полужидкого потока слетевшие с ног вышитые туфли. Дарион подхватил ее под локти и приподнял, как будто случайно прижав к себе. Как хороша! Гибкая, ловкая, с огненными черными глазами – так бы и не выпустил из ее рук, если бы не исследование! Похоже, девчонка всерьез занимала его воображение. Что ж, ради такой можно и изменить старому правилу – не связываться с деревенскими. Однако связаться на время, а потом бросить тоже не удастся – совесть замучает, что такую девчонку обидел, он же не Дарот… Но должен же у него быть еще кто-то, кроме синего крылатого змея! А кроме Нарики, у него нет ни друзей, ни родни в этой новой жизни. Точнее, как в старом присловье – родня-то есть, да хочет съесть. Должен же кто-то встать с ним спина к спине в бою, какой бы это бой ни был. Даже если с чем-то неизвестным под Громовой горой.

– Не бойся, красивая, а живой огонь сбрасывай мыслями, ты можешь!

Нарика сосредоточилась.

– Дом стоит под красной крышей,

А гора над домом выше,

Тучи выше гор…

Она пела вполголоса, и живой огонь разлетелся брызгами из-под ее мягких деревенских туфель. Умница, сообразила, что песня поможет, и все у нее получилось! Дарион и Нарика двинулись вперед, раздвигая мыслями живой огонь. Рейт и Диго двигались следом, наступая на расчищенные места. Светляки не тревожились и совсем по-домашнему светились мирным розовым светом.

Стены казались каменными, но в свете светляков блестели как-то маслянисто, будто чем-то смазанные, и явно не имели отношения к серо-черным скалам Громовой горы. Дарион поднес светляка ближе к стене. Поверхность была гладкая, будто хорошо отшлифованная. Время от времени из нее ребрами выступали на локоть или два полосы обычного серого камня, как ножи, разрезающие поперек копченый хвостатовый хвост.

Круглый проход привел их в большую круглую пещеру. Потолок у нее тоже был круглым, как купол старинного здания где-нибудь в Альване Кортольской, в тех краях любят так строить. Высоко вверху виднелось неровное окно, а над ним – синее небо. Столб света падал на беспорядочную кучу камней, земли и застывшего живого огня.

Похоже, именно здесь был тот провал, в который упала пилейская княгиня со своими всадниками. Из кучи торчали изломанные хвосты и когтистые лапы убитых ящеров, серые кольчуги и помятые шлемы. Под узким лучом света виднелась придавленная камнем откинутая рука судорожно сжавшая поводья. Из-под руки глядело пустым взором мертвое лицо, а дальше виднелся залитый живым огнем шлем. Воин без шлема, но в кольчуге, был виден из земли только по пояс. Кажется, он не был ранен, а погиб от удара о камни. Скверное дело, но теперь ему ничем не поможешь. А это кто, справа? Зло оскаленные зубы, сдвинутые брови и светлые, пересыпанные землей завитки светлых волос…. Да это сама Лидора Пилейская, вчерашняя воительница! Сегодня же написать в Град-Пилей, пусть пришлют людей за покойницей да сожгут скорее, вид уж очень скверный. Тьма преисподняя, сколько же сегодня покойников!

– Разреши обратиться, Князь-под-горой, это ты устроил провал и эти ходы или твой змей? – спросил Диго. Дарион был согласен присвоить себе змея Дирта, но врать о явлениях природы не стал.

– Провал устроила сама гора, здесь место исхода, а Дирт – перворожденный, и ходы, я думаю, созданы местом исхода.

– Вот оно как, место исхода! – проговорил Рейт. Рассудительный сотник как будто не удивился. – А разве такое сейчас бывает?

– Ну видишь, это же точно природой создано и само по себе живет! – сделал свои выводы шустрый Диго, мрачное подземелье изрядно действовало на его воображение. – Вон стены какие гладкие и ходы такие круглые, будто в ящеричных кишках, которые вымыты для колбас. А вдруг и вправду мы в кишки чьи-нибудь забрались? Оно убить может, и родить, и, наверное, дышать, и живой огонь течет вроде как кровь…

Дарион не стал останавливать разговорившегося рядового. Предположение было не хуже всякого другого, а другого пока не было.

– Отставить разговорчики! – недовольно проговорил сотник Рейт. – Еще скажи, что оно оживить может…

– А что? – заявил Диго, глядя на парня с мечом. – Вот сейчас войдут в него силы этого места, поднимется он, руками задвигает, ногами…

Лучше бы он здесь этого не говорил, вчера Дарион видел его отличные способности целителя, а здесь они только усиливаются! Он не успел остановить Диго, а камни и земля уже посыпались, зашуршали и застучали, и пилеец с мечом в руке вскочил на куче земли. Ожил? Но ведь сердце только что не билось! Дикий взгляд на вооруженных незнакомцев, прыжок, и пилеец со всех ног бросился к проходу.

– Держи его! – закричал потрясенный Диго, но от удивления не сдвинулся с места.

– Это тебя, дурака, надо держать, чтобы глупостей не делал!– Дарион выхватил свой меч, в два прыжка догнал беглеца, но тот, развернувшись, сильно ударил мечом, целясь в шею. Да он же только что лежал бездыханным телом! Дарион метнулся в сторону, развернулся, пропустив меч противника мимо себя, сильно ударил сам и замер, глядя, как бьет из раны живая кровь и падает с криком дважды убитый боец. Неужели Диго оживил убитого? Но даже лучшие мыследеи из Училища Мыследеяния не могут оживлять мертвых! Или это двести лет назад не могли, а теперь могут? Кто может сказать?

– Рейт, Диго, вы видели когда-нибудь, чтобы мыследей оживлял мертвого?

Потрясенный Диго замотал головой. Рейт заговорил, но результат был не в пользу Училища и его ученых братьев.

– Когда я служил в Рошане, там были мыследеи даже из знаменитого Училища Мыследеяния, которые других мыследеев учат, но чтобы мертвого оживить, об этом даже слышать не приходилось.

Получается, что это снова усиление, которое он замечал на горе еще двести лет назад, и причина этому – сама гора, нечто, скрытое в ее