Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рейт, Нарика, Диго! А ну, слушать меня! – скомандовал Дарион. Три пары глаз посмотрели на него. – Под горой любое мыследеяние усиливается во много раз. А потому язык держать за зубами, не болтать, не петь, и мыслям тоже воли не давать! Ясно?
– Но я же не мыследей… – проговорил Диго.
– Вчера ты им был, и хорошо лечил раненых! А мыследеяние – это сила мысли. Мысли есть даже у круглых дураков, только глупые, поэтому глупостей никому не думать, не говорить и не представлять! И пока не выйдем из горы, не петь, не притоптывать, не идти в ногу – ничем не помогать мыслесиле! Всем ясно? А теперь пошли дальше!
За пещерой начинался новый ход, такой же темный и круглый, как первый, но намного ниже. Невысокий Диго еще мог идти, выпрямившись во весь рост, но Нарика почти доставала головой до свода, а Дарион и Рейт шли пригнувшись. Светляки летели следом за людьми. Бесконечные ходы становились ниже и уже, живой огонь под ногами становился все жиже, как будто перворожденный только что родился из него. Непонятно было только, как здесь помещался синий змей. Может быть, ходы все-таки живые и растягивались, когда он здесь проползал? Дарион осторожно ударил о стене рукоятью ножа – глухой жесткий стук, похоже на сплошной камень. Нарика подошла к нему, осторожно вытягивая ноги из живого огня, и вдруг вскрикнула, споткнувшись обо что-то. Дарион быстро подхватил ее, попутно успев погладить по спине и сообразить, что она не против.
– Что случилось, красивая, устала?
– Под ногу что-то попало, круглое… – она наклонилась над слоем живого огня, в котором стояла по колено, и нерешительно протянула руку.
– Подожди.
Он нащупал в вязкой жидкости носком сапога что-то круглое, лежащее на дне. Рядом было еще несколько таких предметов, похожих на обкатанные водой речные камни. Может быть, камни и есть? Хорошо бы поднять их силой мысли, но кто знает, что сделает в таком случае гора? Дарион засучил рукав и вытащил три грязных камня, покрытых совсем жидким живым огнем. Сбросить бы его… Дарион не успел подумать, а живой огонь уже слетал с пальцев, разбрызгиваясь вокруг. Вот это усиление! Не зря он всех предупреждал… А сам первым нарушил свой собственный запрет. Но это неважно, а важно то, что даже самое малое движение мысли под горой превращается в серьезную силу. Но что это за камни?
Дарион повертел их в руке. Ощущение было знакомо, они что-то напоминали. Нарика заглянула через плечо, осторожно потрогала камни кончиком пальца. Ох, как мешают чувства исследованиям! Разве можно думать даже о самых загадочных камнях ,когда к твоей руке прикасается такая тонкая легкая ручка, и завитки легких кудрявых волос трогают твою щеку? Это же кем надо быть, чтобы перебирать камни, когда рядом такая живая красота? Но сейчас надо быть исследователем! Дарион с трудом заставил себя смотреть на камни. Все три округлых камешка умещались на ладони, при свете сидящего на плече светляка они были серые, один почти черный, а поверхность удивительно гладкая. Светляк слетел с плеча Дариона и сел на сгиб руки, обнюхивая странные предметы. В белом свете светляка мелькнул голубой отблеск, камешки замерцали, налились светом и засверкали яркой голубизной. Тьма преисподняя, драгоценный голубой камень! Усилитель любой мыслесилы! Откуда они здесь?
– Держи камешки, красивая! И ничего вслух не говори!
Дарион сунул усилители в руку Нарике и снова начал шарить в живом огне. Пять, восемь, двенадцать камней, и это еще не все! Похоже, они здесь насыпаны так же щедро, как самоспелы на ярмарке в Растеряй-городке, но говорить об этом вслух не надо. Рейт и Диго вроде ребята честные, но промолчать о камнях не смогут, а настоящая цена этих камешков кого угодно введет в соблазн. Двести лет назад Дарион платил по сто сегдетских золотых за каждый такой камень, а рудоделы ни за какие блага мира не продают и не меняют свои голубые камни, всю жизнь нося их в серьгах. Поэтому об истинной ценности камней лучше помалкивать – чего другие не знают, того и не выдадут.
– Я никому не расскажу, князь Дарион. – тихонько проговорила Нарика. – Я понимаю.
Вроде не мыслеслушательница, но с полуслова понимает! Стоило спать двести лет под горой, чтобы дождаться такую! Дарион спрятал камни в карман кафтана, стараясь уложить так, чтобы они оказались подальше от тела, а потом снова осторожно постучал по стене. Звук был везде одинаков, но в одном месте изменился. Неужели пустота?
– Смотри, князь, это выход, наверное!
Дарион посмотрел в ту сторону, куда указывала Нарика. А еще говорят, что красивые девчонки – непроходимые дурочки! Надо же, что нашла! Действительно, углубление в стене напоминало круглый вход или заросшее дупло дерева, в которое мог бы пролезть взрослый человек. Дарион положил руку на край углубления, сплошь заполненного полупрозрачной упругой желтой корой.
– Смотри, как красиво! Живой огонь как смола хлебного дерева, когда ее собирают весной! – восхищенно улыбаясь, проговорила Нарика. – Наверное, если сейчас дупло откроется, отсюда живой огонь польется, смотри, здесь даже раздвигается!
– Молчи! – крикнул Дарион, но было уже поздно. Отверстие в стене раскрылось, и из него плеснул, залив путешественников по пояс, поток жидкого, теплого живого огня. От густого, резко пахнущего пара сразу стало трудно дышать. Светляки взлетели к потолку, заметались и забились о стены. Диго отскочил к стене, Рейт вытащил меч.
– А ну, прекратить! – крикнул Дарион.
Поток живого огня прекратил течение, открыв черную дыру, а за ней пустое пространство. Ополченцы подошли ближе, светляки по одному начали возвращаться, один из них влетел в отверстие, и в черной дыре что-то блеснуло. Дарион заглянул внутрь. Стены круглой, похожей на внутренность шара, пещеры слегка мерцали при свете светляка. Вогнутый пол еще сохранял следы живого огня, но выгнутый кверху потолок и округлые стены были совершенно чистыми. По поверхности потолка и стен вились изогнутые, ветвящиеся линии, как жилки древесного листа или голубые жилы на человеческой руке.
– Ждите, не входя! – Дарион подтянулся на краю отверстия и влез внутрь. Стены пещеры заколебались, жилы на стенах зашевелились, мягко извиваясь по поверхности. Ноги Дариона скользнули по шевелящемуся мягкому полу,