неотразим для женщин). Именно в сейфе посла в здании посольства Зорге впервые обнаружил некоторые подробности гитлеровских планов по операции «Барбаросса».

Зорге отправил информацию Филиппу Голикову, начальнику военной разведки в Москве, где к тому времени Сталин уничтожил большинство своих противников в большевистской партии, включая почти всех членов Центрального комитета 1917 г. Голиков, приспособленец и посредственность по любым стандартам, пребывал в состоянии постоянного страха. В мае 1941 г. из Берлина вернулся подполковник Эрвин Шолль, также работавший в токийском посольстве. Привезенные им новости были сенсационными, и Отт не преминул поделиться ими с Зорге. 31 мая Зорге отправил Голикову шифротелеграмму:

Берлин проинформировал Отта, что нападение немцев начнется во второй половине июня. Отт на 95 процентов уверен, что война начнется… Из-за существования мощной Красной армии Германия лишена возможности расширить сферу боевых действий в Африке и вынуждена держать большую армию в Восточной Европе. Чтобы ликвидировать все угрозы со стороны СССР, Германии нужно как можно скорее отодвинуть Красную армию{133}.

Отт сообщил самые общие контуры плана, но Шолль предоставил Зорге полную информацию: 170–180 механизированных дивизий уже находились вблизи советской границы, а само нападение состоится по всему фронту. Германский Генеральный штаб почти не сомневался в том, что Красная армия рассыплется и что вермахту удастся взять Москву, Ленинград и Киев. Затем немцы установят контроль над Транссибирской железнодорожной магистралью и прямой контакт с японскими войсками в Маньчжурии.

Сталин, по-прежнему считавший нацистско-советский пакт своим триумфом, отказывался верить чему-либо из сказанного. «Можете послать ваш "источник"… к такой-то матери», – сказал он Голикову. На самой телеграмме он накорябал: «Неправдоподобно. В перечень телеграмм, рассматриваемых как провокация».

В отличие от немцев, которые рассматривали пакт о ненападении как необходимую, но временную меру, Сталин питал иллюзии, будто пакт – это надолго. Оуэн Мэтьюз приводит цитату из состоявшейся в 1966 г. беседы с маршалом Жуковым, которую вел Лев Безыменский, советский историк и ветеран войны. В январе 1941 г. Жуков и другие предупреждали Сталина об угрожающих передвижениях немецких войск. Сталин написал Гитлеру, вежливо спросив, являются ли эти сообщения правдой. Гитлер ответил, что да, но при этом он «ручается своей честью главы государства», что его «войска в Польше сосредоточены в других целях. Территория западной и центральной Германии подвергается сильным английским бомбардировкам и хорошо наблюдается англичанами с воздуха». Поэтому он «был вынужден отвести крупные контингенты войск на восток, с тем чтобы иметь возможность скрытно перевооружить и переформировать их». Сталин ему поверил.

Спустя несколько десятилетий после войны маршал Жуков в одном из интервью рассказывал, что к началу июня 1941 г. большинству высшего командования было очевидно, что немцы готовятся к нападению. Он показывал Сталину «штабные карты с нанесенными на них данными о противнике и его сосредоточении»:

Прошло несколько дней – и меня вызвал Сталин… он открыл средний ящик стола и вынул несколько листков бумаги. «Читайте», – сказал Сталин… Это было письмо Сталина, адресованное Гитлеру, в котором он кратко излагал свое беспокойство по поводу немецкого сосредоточения… «А вот ответ, читайте», – сказал Сталин… Боюсь, что не могу столько лет спустя точно воспроизвести ответ Гитлера. Но другое помню точно: раскрыв 14-го утром «Правду», я прочитал сообщение ТАСС и в нем с удивлением обнаружил те же самые слова, которые прочитал в кабинете Сталина.

Сообщение о вторжении зачитал советским гражданам Молотов. Сталин не показывался на публике в течение двух недель. Когда он в конце концов обратился к нации, его речь поначалу производила впечатление косноязычной, но затем потекла свободнее – даже при том, что ее идейное наполнение и фразеология напоминали скорее 1812-й, а не 1917 г. Он пообещал яростное сопротивление и политику выжженной земли.

В вышедшем в 2001 г. исправленном издании своей книги «Советское верховное командование» (The Soviet High Command) Джон Эриксон показывает, что до последнего не было ясно, как именно отреагирует на вторжение Красная армия:

Система постоянно жила на тонкой, как лезвие, грани. Насколько пугающе тонкой была эта грань, мне стало ясно после необычного разговора с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым… Зная, что в ранние часы воскресенья, 22 июня, он находился в самом центре событий, я попросил его рассказать свою версию. Его заключительные слова были совершенно поразительными. Он сказал, что около 7:30 утра верховное командование получило ободряющие известия: Красная армия начала оказывать сопротивление. Самый страшный кошмар был позади. Бойцы Красной армии стали воевать, «система» отреагировала и будет реагировать дальше{134}.

22 июня 1941 г. германская армия храбро шагнула в свою могилу. В течение последующих четырех лет две из числа самых мощных армий мира будут сражаться друг с другом на поле боя от Балтийского до Черного моря. За несколько недель немецкие танковые дивизии заняли территорию, равную по площади самой Германии. Их боевой дух был на высоте. Лето все еще было в разгаре. Сталин освободил многих генералов и старших офицеров, которые были арестованы, но не расстреляны в 1937–1938 гг. Прямо из тюрем они отправлялись на фронт.

Советский Союз обильно истекал кровью. Судьба всего мира зависела от баланса сил на бескрайних просторах СССР. Опасения сменялись надеждами – в такт грохоту, доносившемуся с далеких полей сражений. Надежда, страх и отчаяние теперь были связаны с борьбой, которая окрашивала в красный цвет снег на замерзших реках России. Удастся ли прервать череду поражений на Висле, Шпрее, Дунае и Сене и повернуть ход истории вспять – на Неве, Волге, Дону и Азовском море? Пока что никто не был в этом уверен. Польский историк-марксист Исаак Дойчер, находясь в 1941 г. в эмиграции в Лондоне, видел, как война превращается в битву между революцией и контрреволюцией:

С 22 июня 1941 г. Русская революция вновь начала выковывать нерушимые связи с европейским рабочим движением. Эти связи оказываются прочнее, чем все оппортунистические маневры советской дипломатии за последние годы. Не Русская революция делила с немецким фашизмом растерзанный труп Польши в сентябре 1939 г. В те окаянные сентябрьские дни Россия не показывала свое истинное революционное лицо – ни одна революция в истории еще не принимала облик шакала, мародерствующего на поле битвы. Лицо, обращенное тогда к отчаявшемуся рабочему и крестьянину, было тоталитарной маской, наброшенной постреволюционной бюрократией. Теперь же история срывает эту маску и обнажает подлинный облик революции: истекающая кровью, но исполненная достоинства, страдающая, но продолжающая сражаться. Так жестоким, но справедливым образом история кладет конец всем циничным маскарадам.

Что осталось от тех поздравительных телеграмм, в которых Кремль высокопарно заявлял о «русско-немецкой дружбе, скрепленной совместно пролитой кровью»? Сколько еще воздушных замков, построенных на несправедливостях по отношению к другим странам, были бы подобным образом «скреплены» жалкими кремлевскими архитекторами? В самый канун 22 июня Москва все еще пыталась спасти свою дружбу с главным палачом Европы, признав оккупацию им Югославии, Греции и Норвегии. Тень тотальной войны уже сгущалась над советско-германской границей, а коммюнике и опровержения, усердно производимые в кабинетах Наркоминдела, пытались убедить недоверчивый мир в том, что гигантская концентрация германских войск не представляет никакой угрозы для Советского Союза и что ничто еще не омрачило дружбу Берлина и Москвы. Вылупившиеся в орлиных гнездах страусы испуганно прятали свои головы в дипломатическом песке, отказываясь признать, что надвигается буря. Но приближающаяся буря обычно не ждет, пока страусы вынут головы из песка, чтобы встретить ее{135}.

1942-й – решающий год

Первая мировая война привела к крушению трех крупных империй и четырех императорских династий: Габсбургов, Османов, Романовых и Гогенцоллернов. Остатки их империй на Ближнем Востоке были подобраны англичанами и французами, Вудро Вильсон договорился о создании новых национальных государств в Европе, а Русская революция распространилась на территории сопредельных царских колоний, которые – кто добровольно, а кто нет – были интегрированы в Советский Союз.

На Ближнем Востоке англичане создали мозаику новых государств, скроенных по лекалам, отражавшим европейские вкусы. «Линия на песке» создала Ирак. Британские войска оккупировали курдские