Я отпрянула и стукнулась головой о стену.

– А, черт!

Он улыбнулся, и его глаза блеснули синевой в свете факела.

– Доверьтесь мне. – Он придвинулся, его губы навислинад моими. – Я вам не причиню вреда.

Эти слова он шепнул мне в рот легким дуновением.

– Так я и поверила, – сказала я, но тихо и неуверенно.

Его губы коснулись моих, мягко прижались, потом поцелуйсдвинулся от моих губ к щеке. Его губы были мягкими, как шелк, нежными, каклепестки бархатцев, жаркими, как полуденное солнце. Они скользили у меня покоже, пока его рот не оказался над пульсом у меня на шее.

– Жан-Клод!

– Алехандро жил уже тогда, когда империя ацтеков еще никомуи не снилась, – шепнул он мне в шею. – Он был здесь, когда пришли испанцы ипало царство ацтеков. Он выжил, когда другие погибли или сошли с ума.

Язык Жан-Клода, горячий и влажный, лизал мою кожу.

– Перестаньте!

Я уперлась ему в грудь. Его сердце билось у меня под руками.Мощный пульс на его горле колотился по моей коже. Я уперлась большим пальцемему в веко.

– Отодвиньтесь, или я выдавлю вам глаз!

Я часто дышала от страха и хуже того... от желания.

Ощущение его прижавшегося к моим рукам тела, касание его губ– какой-то скрытой частью своего существа я хотела этого. Хотела его. Итак, яхочу Мастера, ну и что? Ничего нового.

Его глаз трепетал у меня под пальцем, и я думала, смогу ли яэто сделать. Выдавить этот полуночно-синий глаз. Ослепить его.

Его губы ползли по моей коже, я ощутила прикосновение зубов,твердое прикосновение клыков к коже моего горла. И вдруг я поняла: да, смогу. Янажала, и вдруг он исчез как сон, как кошмар.

Он стоял передо мной, глядя на меня сверху вниз, и его глазабыли сплошь темными, без белков. Губы отведены от зубов, обнажив поблескивающиеклыки. Кожа его была мраморно-белой, светящейся изнутри, и был он по-прежнемукрасив.

– Алехандро поставил на вас первую метку, ma petite. Мывладеем вами сообща. Не знаю, как это могло быть, но это так. Еще две метки – ивы моя. Еще три метки – и вы принадлежите ему. Не лучше ли стать моей?

Он снова опустился на колени рядом со мной, но избегал менякасаться.

– Вы желаете меня, как женщина желает мужчину. Развеэто не лучше, чем если вас возьмет силой незнакомец?

– На первые две метки вы не спрашивали моегоразрешения. Это не был мой выбор.

– Я прошу разрешения теперь. Позвольте мне разделить свами третью метку.

– Нет.

– Вы предпочитаете служить Алехандро?

– Я никому не буду служить.

– Идет война, Анита. Вам не удастся сохранитьнейтралитет.

– Почему?

Он встал и быстрым шагом обошел тесный круг.

– Как вы не понимаете? Эти убийства были вызовом моемуавторитету, и его метка на вас – это второй вызов. Он отберет вас у меня, еслисможет.

– Я не принадлежу вам и ему тоже.

– То, что я старался уговорить вас принять, он запихнетвам в глотку.

– Значит, из-за ваших меток я оказалась в центреподковерной войны нежити.

Он моргнул, открыл рот, закрыл. И, наконец, сказал:

– Да.

Я встала.

– Ну спасибо! – И пошла мимо него. – Если у вас будетеще какая-то информация об Алехандро, сообщите мне письмом.

– Это не разрешится само собой только потому, что выэтого хотите.

Я остановилась перед занавесом.

– Черт побери, я это знаю! И очень хочу, чтобы вы оставилименя в покое.

– Вы бы тосковали обо мне, если бы меня не было.

– Не льстите себе надеждой.

– А вы не обманывайте себя, ma petite. Я бы дал вампартнерство. Он даст вам рабство.

– Если бы вы действительно верили в эту ерунду насчетпартнерства, вы бы не поставили на мне первые две метки силой. Вы бы спросили.Насколько я знаю, третью метку нельзя поставить без моего согласия. – Ясмотрела на него в упор. – Ведь это так? Для третьей метки вам нужна моя помощьили что-то в этом роде. Она отличается от первых двух. А вы – сукин сын.

– Третья метка без вашей... помощи – это будет какизнасилование вместо акта любви. Если бы я взял вас силой, вы возненавидели быменя навечно.

Я повернулась к нему спиной и взялась за занавес.

– В этом вы правы.

– Алехандро все равно, если вы будете его ненавидеть.Он хочет только навредить мне. Он не спросит вашего позволения. Он просто васвозьмет.

– Я могу о себе позаботиться.

– Как в прошлую ночь?

Алехандро подмял меня под себя, и я даже этого не знала.Какая у меня защита от подобного? Я покачала головой и отдернула занавес. Светбыл так ярок, что я на минуту ослепла и остановилась, чтобы глаза привыкли.Прохладная тьма овевала меня сзади, и свет был горяч и пронзителен после нее,но все что угодно лучше этого шепота в ночи. Ослепление светом или ослеплениетьмой – я каждый раз выбираю свет.

Ларри лежал на полу головой на коленях у Ясмин, а онаприжимала его запястья. На нем сидела Маргарита, придавливая своей тяжестью кполу. Длинными, протяжными движениями языка она слизывала кровь с его лица.Ричард лежал на полу грудой, и по лицу его стекала кровь. Еще что-то лежало наполу; оно дергалось и ползло. Как вода, обтекал ЭТО серый мех. К небувзметнулась рука, опала, как увядающий цветок, блеснули кости сквозь плоть.Пальцы сжимались, плоть перекатывалась по плоти. Сплошь сырое мясо, но безкрови. Кости защелкивались с мокрым сосущим звуком. На черный ковер падаликапли прозрачной жидкости, но без крови.

Я вытащила браунинг и встала так, чтобы прицелиться междуЯсмин и тварью на полу. Спиной я стояла к занавесам, но отошла. Сквозь нихслишком легко пройти.

– Отпусти его сейчас же!

– Мы ему ничего плохого не делаем, – ответила Ясмин.

Маргарита наклонилась к телу Ларри, одной ладонью какчашечкой накрыв его пах и массируя.

– Анита!

Глаза у него вылезали на лоб, кожа побледнела, веснушкивыступили чернильными пятнами.

Я выстрелила рядом с головой Ясмин. Резкий звук раскатилсяэхом. Она зарычала:

– Я перерву ему глотку раньше, чем ты спустишь куроквторой раз.

Я направила ствол в голову Маргариты точно над одним изголубых глаз.