Разумеется, разговор этот в расширенном варианте тогда же был опубликован в моем издание. А заканчивался он сравнением Сапеги со знаменитым аргентинцем Хулио Веласко, который после работы с итальянским клубом возглавил итальянскую сборную и дважды приводил ее к золоту чемпионатов мира.

Он и в самом деле в канун Олимпийских игр в Сиднее вошел в тренерский штаб российской сборной. Прекрасно зная волейбольные реалии Италии – в те годы законодательницы моды в этом виде спорта – он оказал неоценимую помощь в совершенствовании системы подготовки главной российской команды, да к тому же привлек к работе итальянского специалиста Серджо Бузато, без которого не было бы ни серебра Сиднея-2000, ни золота Лондона-2012, ни победы на чемпионате Европы-2013.

На рубеже веков на Апеннинах оказалось более половины игроков российской сборной, и Сапега стал своеобразным менеджером. Круг своих обязанностей в Италии определил сам: просмотры матчей национального чемпионата с участием кандидатов в сборную и их потенциальных соперников, общение с тренерами клубов, решение всех чисто спортивных вопросов.

Мобильный телефон Сапеги не умолкал. Его находили в любое время дня и ночи, его «напрягали» по всем вопросам вне зависимости, имели они прямое отношение к волейболу или нет. Сам стал свидетелем нескольких подобных разговоров. Жена Ромы Яковлева въехала в чужую машину – звонок Сапеге: «Что делать?» Маму Савельева надо перевести из одной московской больницы в другую – без Юрия Николаевича не обойтись. Удивлялся спокойствию и тактичности его жены Лады и 9-летнего сына Саши, которые иногда месяцами не видели мужа и отца.

В доме Сапеги в Падуе обнаружил настоящую лабораторию – на компьютере разложены по частям и записаны на кассеты элементы игры ведущих команд мира и отдельных игроков, собрана и систематизирована информация о наиболее частых ошибках и действиях всех волейболистов сборной России.

В канун Игр в Сиднее он организовал нам с известным фотомастером Сергеем Кивриным недельную поездку по итальянским волейбольным городам на севере Апеннин, за которые выступал российский легион. Тогда же пришел к выводу: если бы само собой не получилось так, что Сапега стал своего рода представителем нашей федерации в Италии, эту должность нужно было ввести официально.

Незавершенные проекты

Он был преисполнен идей. После рождения второго сына окончательно перебрался в Москву, купил квартиру на Комсомольском проспекте, поближе к Лужникам, куда переехал из своей маленькой на Хорошёвке, которую получил еще выступая за ЦСКА. Когда возглавил московское «Динамо», руководство поставило задачу создать настоящий суперклуб по типу белгородского.

«Что я понимаю под понятием суперклуб? – размышлял вслух Юрий Николаевич. – Это пять составляющих. Первая – широкий выбор первоклассных игроков. Вторая – максимальные цели. Третья – высочайший уровень организации клубного хозяйства. Четвертая – сильные специалисты, занимающиеся тренировочным процессом и техническим обеспечением. И пятая – наличие боеспособного резерва. Для реализации первых четырех пунктов много времени не требуется: достаточно сиюминутных финансовых вложений. А вот над пятой позицией надо работать не один год – из бумажных купюр школу не построишь. Между тем именно эта составляющая для суперклуба наиболее важна. Работает в «Динамо» Сапега или нет, играет в команде великий Грбич или не играет – это не должно существенно влиять на судьбу клуба. А вот прочный тыл, мощная база – необходимы».

И как бы порадовался сегодня Сапега, убедившись, что его идеи о создании не одного, а сразу нескольких сильных клубов претворяются в жизнь: в России сегодня сразу несколько команд отвечают требованиям «а ля Сапега» – в Казани, Белгороде, Москве, Новосибирске, Сургуте, Новом Уренгое.

А вот другой его проект – образование профессиональной лиги по типу итальянской так и остался на бумаге. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Он горел этой идеей в надежде создать объединение самостоятельное, к коему ВФВ имела бы разве что косвенное отношение. Отказался же от задуманного, став вначале генеральным менеджером, а чуть позже и генеральным директором Всероссийской федерации волейбола. И все равно его первые шаги к созданию условий, при которых волейбол в России стал бы коммерчески привлекательным видом спорта, заметны и сегодня. Просто при Сапеге путь к волейбольным вершинам, наверное, был бы пройден чуть быстрее.

* * *

Один из моих коллег, когда-то много писавший о больших спортсменах, жизнь которых оборвалась на взлете, назвал Сапегу баловнем судьбы. Наверное, больше от незнания своего героя досконально, с которым встречался раз, может, два в жизни. Я же, можно сказать, прожил бок о бок с Сапегой два десятка лет, бывал в самых разных ситуациях и хорошо знал все его сильные черты и слабости. Да, обладал уникальной интуицией, что очень помогало ему и на площадке, и вне ее. Да, рисковал даже тогда, когда риск этот не был оправдан. Да, быстро, буквально на лету схватывал всё, что могло ему в жизни пригодиться, учился, когда это было необходимо, умело выстраивал коммуникации, что дано далеко не каждому. Потому и сходился с людьми очень быстро, и убеждать собеседников умел, и окружил себя такими же амбициозными, завершившими спортивную карьеру, преданными волейболу молодыми людьми, которые ныне продолжают начатое им дело.

Нет, конечно, не прав, коллега. Никакой Юрий Николаевич Сапега не баловень судьбы, не человек, родившийся счастливым и «пользовавшийся чрезвычайным успехом», как написано в официальных словарях. Он сам себя сотворил, преодолев на своем коротком жизненном пути массу препятствий. Как там у популярного писателя Пауло Коэлью: «Если у вас накопилась гора грязной посуды, которую вы должны вымыть, благодарите Бога, что у вас есть чем вымазать эту посуду!»

Как известно, в американском штате Массачусетс в конце XIX века родились две любимые народом, а мной в особенности, игры – баскетбол и волейбол.

* * *

В этих местах уже доводилось бывать. Правда, еще в минувшем веке – в июне 1988-го мужская волейбольная сборная СССР совершала турне по США и меня включили в состав делегации. Так что посещение исторических мест осталось в памяти какими-то туманными мазками. Это было мое открытие Америки, и в малюсенький Холиок нас привезли, можно сказать, никакими и мало что соображавшими. Вначале по какой-то причине команду не посадили на прямой рейс до Нью-Йорка. Пришлось ждать несколько часов нового самолета за океан, но уже не прямого, а с посадками в Шанноне и Гандере, а еще был переезд в самом Нью-Йорке из одного местного аэропорта (JFK) в другой (La Guardia). И когда после этого почти суточного бдения со сменой часовых поясов американцы устроили митинг с длинными речами рядом со зданием из красного кирпича, где только что открылся музей волейбола, мало кто из советских гостей мог должным образом оценить и отреагировать на эту новость и на происходящее вообще. Разумеется, отказались они и от предложенного организаторами посещения экспозиции – игроков тянуло в постель: на завтра был запланирован первый матч с американцами в Портленде, а туда из Холиока надо было часа полтора добираться автобусом…