Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал почувствовал, как прихватило сердце, и прижал правую руку к груди.
– Что же вы хотите от меня?
– Не стоит беспокоиться, Николай Васильевич, от вас потребуется очень немногое.
– Что? Что вам надо? – выкрикнул Судаков. – Да вы понимаете, с кем связались?!
– Только не нервничайте. Нам надо, чтобы вы, генерал, оставили в покое банкира Шанкурова. Думаю, он вам известен. И вообще, было бы хорошо, если бы вы и ваши люди не путались у нас под ногами и не мешали, – Что вы имеете в виду?
– Я думаю, вы догадываетесь, о чем идет речь. Нам надо, чтобы вы и ваши люди перестали искать ядерный фугас. Я понятно излагаю?
– Кто вы такой? – вновь строго спросил генерал Судаков, взяв себя в руки.
– Я вам уже говорил, это не имеет значения.
– Чьи интересы вы представляете?
– О-о, – протянул собеседник, – за мной стоят такие люди и такие огромные деньги, генерал, что вам даже тяжело представить.
Генерал несколько минут молчал, чувствуя, что все в душе клокочет.
– Николай Васильевич, вы должны хорошенько подумать. Дочь находится в наших руках, если хотите, можете с ней поговорить, – незнакомец взял трубку спутникового телефона, быстро набрал номер, затем заговорил по-английски и через несколько мгновений передал трубку генералу.
Тот сжал ее в дрожащей влажной ладони и услышал голос дочери:
– Папа! Папочка! Это я!
– Ксения, дорогая! Где ты? Что с тобой? – закричал в трубку генерал.
– Они меня держат взаперти! Ты слышишь, папа, они меня держат взаперти! И сказали, что убьют, сказали, разрежут на части! Но ты им не верь, папочка, они этого не сделают.
– Ксюша!..
Мужчина сидел, откинувшись на спинку, и снисходительно улыбался, слушая разговор генерала с дочерью. Через две минуты в трубке раздались гудки, и генерал Судаков с ненавистью посмотрел на шантажиста.
– Вот видите, генерал, все нормально. Дочь ваша в хороших руках.
– Что я должен делать? – генерал сдался, понимая, что противостоять, этому человеку, а вернее тем, с кем он связан, у него нет сил.
– Четыре, а лучше пять дней, генерал, вы должны бездействовать. И тогда мы вам гарантируем – ваша дочь будет на свободе и с ней ничего не случится.
Абсолютно ничего!
– Я вам не верю, – выдавил из себя Судаков.
– Это ваше дело. Можете верить, можете не верить, но у вас нет выхода.
– Вас найдут. Я подниму на ноги…
– Да перестаньте, генерал! Никого вы не поднимете на ноги, да и никто, собственно говоря, этим не будет заниматься. Если бы все это происходило здесь, в России, тогда вы что-нибудь и смогли бы сделать… может быть. Но Ксения далеко отсюда, и вы бессильны. И вся ваша служба, все ваши агенты тоже бессильны. Мы не требуем от вас Бог весть каких услуг – всего лишь пять дней саботажа. Тем более, генерал, вам лично ничего не грозит. Ну, в худшем случае, вас отправят в отставку. И это – в худшем случае, а так, вполне вероятно, даже останетесь на своем месте.
– Но что вам даст мое бездействие?
– Есть еще одно условие, генерал: вы вызовете Шанкурова на допрос, не сами поедете к нему в тюрьму, а прикажете, чтобы его доставили к вам. А я со своими людьми освобожу его по дороге. Как видите, я предельно откровенен.
– А мои люди?
– Обещаю, генерал, что они не пострадают. Мы сделаем все очень аккуратно.
– Какие гарантии вы даете?
– Слово джентльмена, – ехидно улыбнулся шантажист. – Большего дать не могу.
– Я вам не верю, – произнес по слогам генерал Судаков.
– Вам ничего не остается, генерал. И если вы этого не сделаете, то забудьте о существовании Ксении. После того как Шанкуров окажется на свободе, вы сможете поговорить с дочерью. Она вам позвонит сама. И еще, генерал: люди, которые стоят за мной, будут вам очень благодарны за эту маленькую услугу, и вы вправе рассчитывать на гонорар. Количество нулей назовете сами, и даже банк можете назвать сами, и государство можете выбрать любое.
– Мне нужна дочь, мне нужна Ксения и больше ничего. Вы этого еще не поняли?
– Рад, что вы это поняли. Значит, так: вы откладываете поиски фугаса на пять дней, начиная с этой минуты. Пусть ваши люди споткнутся о него – они не должны его заметить, это первое; а вот и второе – завтра вечером, около десяти-одиннадцати Шанкурова должны перевозить из СИЗО к вам в Управление на допрос, без президентского эскорта, естественно. Вам понятно?
– Да… – процедил Судаков. Никогда прежде ему не приходилось так безропотно подчиняться чужой воле.
– Ну что ж, генерал, договорились, – мужчина погасил свет в салоне, и уже через несколько секунд появился водитель, и автомобиль помчался назад, в сторону особняка, к тому роковому перекрестку, где генерал Судаков сел в белую «вольво».
На том же самом месте он и вышел из машины. Этот разговор измотал его так, что сейчас генерал выглядел постаревшим, больным, изнуренным жизнью, смертельно отчаявшимся. Он, покачиваясь, побрел по улице. А белый автомобиль с дипломатическими номерами умчался прочь.
Полковник Крапивин ждал своего шефа с толстой пачкой бумаг.
– Что это? – почти шепотом спросил помощника генерал Судаков.
– А это, Николай Васильевич, новые документы. Здесь нужна ваша подпись.
– Погоди, Крапивин, с этими документами.
Полковник по виду шефа догадался – произошло что-то чрезвычайное, но спросить напрямую не решался, ожидая, что генерал сам расскажет. Но Судаков молчал. Он уселся в свое кресло, отодвинул бумаги на край стола, и полковнику Крапивину показалось, что этот мужественный человек сейчас заплачет. Правая щека генерала Судакова дергалась, руки тряслись. Таким его полковник никогда не видел. – Генерал выдвинул верхний ящик письменного стола и извлек таблетки.
– Что с вами, Николай Васильевич? Может, пригласить врача?
– К черту всех врачей! – генерал дрожащими пальцами положил в рот таблетку валидола. , – Сердце прихватило, да? участливо справился Крапивин.
– Сердце, будь оно неладно!
– Что-то произошло? – наконец-то осмелел полковник.
– Да, произошло. Вот что, любезный, узнай-ка быстро, кому принадлежит белая «вольво» с номером… – генерал назвал номер машины.
– Сейчас, Николай Васильевич, сейчас. Может, еще что-нибудь надо? .
, .
– Пока ничего. Иди.
Крапивин вышел из кабинета, а генерал Судаков откинулся на спинку кресла и прижал ладони к груди. Сердце бешено колотилось. Казалось, еще чуть-чуть и оно не выдержит этого ритма и остановится. «Ксения… Ксения… Как же могло так случиться? Хотя при чем здесь Ксения, во всем виновато это треклятое оружие, во всем виноват я сам. Не надо было отправлять дочь за границу, какого черта она нам сдалась? Лучше бы Ксения как-нибудь потихоньку-помаленьку жила здесь, вышла бы замуж, родила бы мне внуков. И я с ними возился бы на даче, гулял, разговаривал, читал бы сказки, ловил бы вместе с ними бабочек ярким сачком. Но судьбе угодно распорядиться иначе… и ничего уже не изменишь».