В то роковое для него субботнее утро надзиратель позавтракал безо всякого аппетита. Что-то говорило ему: день сегодня выдастся неприятный. И было бы лучше отправиться не в СИЗО, а хотя бы к родителям в деревню, а еще лучше – к друзьям из охранного агентства, хоть на время да почувствовать себя человеком.

Но служба есть служба, ничего не поделаешь. Некоторые из его товарищей-сослуживцев приходили на работу в форме, но он предпочитал ходить в гражданском, оставляя после дежурства китель, брюки и сапоги в небольшом металлическом шкафчике, запиравшемся на ключ.

Утренний город еще дышал свежестью, по улицам в основном проносились троллейбусы, автобусы, неприглядные машины отечественного производства.

Иномарок попадалось куда меньше, они обыкновенно появлялись где-нибудь после девяти-десяти часов утра. У солидной публики рабочий день и начинается позже, и кончается далеко за полночь.

Его ждали: тряска в разбитом трамвае, где вместо двух задних стекол были вставлены ржавые листы жести, затем метро, две пересадки, троллейбус… И вот наконец надзиратель вышел на остановке, носившей отнюдь не романтичное название – «Улица Индустриальная». Следственный изолятор располагался на окраине Москвы в глубине промышленной зоны, вдалеке от магистрали. Так оно и должно быть – не стоит подобное заведение выносить на людские глаза, не нужно лишний раз напоминать: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», хватает и нищих в переходах, чтобы проиллюстрировать первую часть пословицы. Конечно, неудобно идти пешком до места службы еще с полкилометра, но зато это расстояние позволяло отрешиться от каждодневных забот, настроиться на другой лад, словно попадал ты в тихий провинциальный город, где из всех благ цивилизации самое примечательное – троллейбус. Вдоль узкого тротуара тянулся однообразный, серый, собранный из секций, бетонный забор, с другой стороны проезда уже вовсю успели разрастись постриженные в прошлом году кусты. Теперь их свежие, еще мягковатые ветки практически загородили весь тротуар, нависли над ним, стелились над самой землей.

Солнце припекало, воздух уже нагрелся, дрожа прозрачным маревом над недавно положенным, еще черным, а не серым, как обычно в городе, асфальтом.

«Даже воздух тут, и тот чище… если ветер дует со стороны кольцевой…»

Надзиратель свернул за угол и тут же увидел серебристый джип с тонированными стеклами. "Принесла нелегкая, – подосадовал тюремщик, но тут же почти с нежностью вспомнил о деньгах, полученных им от жены Шанкурова. – А дел-то всего было… Взял у бабы телефонную трубку, передал в камеру, забрал, вернул бабе.

Зато теперь у меня дома стоит шикарный телевизор с большим экраном. Да и в отпуск можно будет поехать не к родителям в деревню, а в Сочи. Конечно, можно и за границу, но с моей профессией лучше не светиться. Начальство начнет допытываться – откуда деньги. Раз заприметят тебя – потом трудно отмазаться.

Окажешься под подозрением и черта с два выкарабкаешься, превратишься из надзирателя .в обитателя камеры". Но денег человеку никогда не бывает достаточно. И хоть финансовые проблемы надзирателя оказались решенными на ближайшие полгода, он не отказался бы получить еще, к тому же так быстро и за такую в общем-то несложную и нерисковую работу. Надзиратель, не поворачивая головы, скосил глаза и увидел в конце аллейки запущенного сквера женщину – Анжелику Шанкурову. Она чуть заметно улыбнулась ему и рукой поманила к себе.

Вновь запахло деньгами.

Надзиратель оглянулся: никого. Можно было свернуть в сквер на пару минут.

На сухой земле лежали прошлогодние листья – серые, истлевшие. В них еще были заметны тонкие прожилки, и листья казались надзирателю обрывками грязных кружев.

– Доброе утро, – сухо поздоровалась Анжелика, явно недовольная тем, что надзиратель подошел к ней не так быстро, как бы ей хотелось.

– Доброе утро, – в тон ответил он, – Какие-нибудь проблемы?

– У вас их не возникает?

– Смотря что считать проблемами, – усмехнулся надзиратель.

.

– Понимаю, потратить деньги – тоже проблема.

– Я не хотел подходить к вам, это опасно, – надзиратель решил набить себе цену.

– Это потому что в прошлый раз вас заметили? встревожилась Анжелика.

– Нет, но чуть было не дошло до этого.

Анжелика глубоко вздохнула с облегчением.

– Есть еще одна работка, – она улыбнулась своей обворожительной улыбкой.

Блестящие, накрашенные вишневой помадой губы кокетливо изогнулись. «Ты мне не улыбайся, – подумал надзиратель, – отдаться все равно не отдашься, а цену сбить не сумеешь. Сучка породистая».

– Если в тот раз все прошло хорошо, значит, пройдет и сейчас, – Анжелика .опустила руку в сумку и вытащила уже хорошо знакомую надзирателю трубку телефона. – Вот, – она протянула ее так, как протягивают попросившему за столом тарелку с хлебом, легко и непринужденно. – Да берите же.

– Теперь будет на двести баксов дороже, – предупредил надзиратель, не прикасаясь к трубке, ожидая исхода торга.

– Почему?

– Я с ребятами посоветовался, они сказали мне продешевил.

Первое замешательство у Анжелики прошло, она догадалась: ее пытаются обмануть – естественно, в таких делах никто ни с какими ребятами советоваться не станет.

– Я думала, вы самостоятельный.

– На двести дороже.

– Цена твоей самостоятельности? – Анжелика перешла на «ты». Это уже был разговор хозяйки и наемного работника. Той, кто платит, с тем, кому платят.

– Не тяните время, кто-нибудь может нас увидеть.

– Если увидят ваши ребята, то ничего страшного не произойдет… Вы же с ними советуетесь?

– Вы будете платить?

Губы женщины вновь дрогнули в улыбке, но теперь немного хищной. Она произнесла, не скрывая презрения:

– Я забыла, сколько заплатила в тот раз. Вы не напомните?

По глазам женщины надзиратель видел: она прекрасно помнит сумму. Шанкурова не из тех, кто забывает, сколько платит, кому и за что. «Она хочет немного поиздеваться надо мной, хочет, чтобы я назвал большую сумму, не выдержав искушения».

И он объявил:

– Все удовольствие будет стоить штуку.

Анжелика склонила голову к плечу и поцокала языком.

– Только и дел-то – взять игрушку, дать ее мальчику за решеткой, чтобы он поговорил с мамой, а потом забрать и вернуть мне. Неужели ты хочешь сказать, что каждый твой шаг по этой земле стоит один бакс? Даже я себя так дорого не ценю.

– Я рискую, – напомнил надзиратель.

– Не сомневаюсь. Я тоже рискую, рискует мой муж. Но нам, в отличие от тебя, никто не платит. И, кстати, хочу напомнить: мне деньги тоже даром не достаются. Она замолчала, словно предоставляла надзирателю возможность уйти, так и не взяв с собой телефон. И тут он понял, что не может сдвинуться с места.