4 день журавля, Суард

Дайм шер Дюбрайн

В звоне клинков Стрижа и двоих Альбарра слышалась злость: пари превратило тренировку в арену, а придворных – в толпу опьяненных азартом зрителей, готовых радостно орать при виде чужой крови. Дайм тоже злился, прежде всего – на себя. Надо было придумать что-то менее унизительное для мальчика, чем избить его на глазах гвардии. Вот только время! До отъезда в Ирсиду нужно позаботиться, чтобы здесь никто никого не убил, не сошел с ума и не натворил дел. Хотя бы не убил и не сошел с ума.

Какое счастье, что Роне наконец-то доверился ему и успокоился. И что он сам наконец-то не воет от боли при одной только мысли о темном шере. Все встало на свои места… ну, почти. Еще бы как-то помирить Роне с Шуалейдой и Стрижом.

За сегодня и завтра.

И – можно спокойно отправляться по важным, дери их семь екаев, государственным делам.

Мечты, мечты.

Для начала неплохо бы, чтобы Стриж освободился от своего страха, а Шуалейда простила его публичное унижение.

– Время! – раздался голос Герашана.

Вторая схватка закончилась так, как и предполагалось: Стриж легко продержался против обоих Альбарра, даже не устал. Это с них текло, как с загнанных лошадей, а бледный до зелени Зако еще и хромал – надорвал икроножную мышцу.

– Полковник, Зако, вам придется… – продолжал игру Кай, вынужденный не замечать плачевного состояния лучшего друга.

– Активируй Око, Кай, – шепнул Дайм и протолкался вперед.

– В магистры? Шутите, ваше величество…

– Барон, весьма неплохо! – вступил в игру Дайм. – Бертран, что надо для магистра Барра-дор?..

Изображая ревнивую сволочь, Дайм прощупывал ауру Стрижа: если он ошибся, и Хисс не отпустил своего слугу, им всем тут придет конец. В лучшем случае Дайм сумеет убить Стрижа и закончит свои дни големом при папеньке, а в худшем… об этом не хотелось даже думать, чтобы не провоцировать Хисса.

Все. Пора.

Дайм поднял шпагу в салюте:

– Ваша жизнь против звания магистра школы Барра-дор.

Все дальнейшие действия Стрижа уже не имели значения. Дайм не мог позволить ему отступить с честью – Око Рахмана уже записывало доказательство для Конвента. Лишь бы только доказательство безопасности лейтенанта Сомбра, а не ошибки генерала Дюбрайна.

– Я не буду с тобой драться.

– Будешь. Это приказ.

– Бой до победы, без магии, – поставил точку Герашан.

Вмешивать Энрике в это сумасбродное предприятие Дайм тоже не хотел. Но без него силы были бы почти равны – а равного противника слишком трудно не убить, особенно если привык драться насмерть, а не танцевать ритуальные танцы.

– Ладно. До победы.

В глазах мальчишки отразилось столь сильное намерение умереть, что Дайм едва не выругался вслух. Что он делает, сумасшедший?! Нельзя так часто призывать смерть – она же придет.

«Сегодня никто не умрет. Все будет хорошо!» – в последний раз повторил Дайм и ринулся в бой. В издевательство.

Все, что он делал, было противно его натуре. Бить ребенка, будь он сто раз темным ткачом, нельзя! Бить любимого Шуалейды – тем более нельзя. Больно. Самому больнее…

Сжав зубы, Дайм заставлял себя наносить удары. Подлые, унизительные и болезненные, но неопасные: с точностью палача он тыкал в нервные узлы и резал мышцы. Стриж обливался кровью, спотыкался, уворачивался от превратившихся в хлысты шпаг, но отказывался убивать. Бояться и нырять в Тень – тоже отказывался. Упрямый ишак. Придется калечить.

«Капитан, бей!»

Одновременно с ударом Герашана по коленному сухожилию Дайм свалил мальчишку лицом в пол, выворачивая руку со шпагой. Сустав хрустнул: вывих и перелом. Дайма обдало болью так, что он сам чуть не заорал – от такого даже ткач потеряет разум. Но Дайм добавил пальцем в нервный узел на ключице, приставил острие к горлу – только бы не задеть артерию! – и прошипел:

– Передай привет Хиссу, щенок!

Только когда шпага надрезала кожу, Стриж поверил и испугался. Дайм тоже: вот он, момент истины. Если сейчас Хисс проснется в своем слуге…

Несколько мгновений он, не дыша, вместе со Стрижом метался в поисках темного убежища и ждал шепота: «Я здесь, Мой слуга, перчатка на руке Моей, проводник душ Моих». И там, где раньше был провал в Бездну, нашел лишь пепел и свободу.

Стриж взвился, перехватил шпагу: Дайм откатился, наплевав на правдоподобие. Мальчишка отсалютовал Шуалейде и вонзил клинок в пол. Убивайте.

«Придурок!» – хотел крикнуть Дайм, но вместо этого сказал:

– Ты свободен.

И еле успел поймать малолетнего самоубийцу у самого пола и зажать ему артерию. Все же задел, столько крови. Злые боги, теперь еще его лечить. Чем? Сам почти труп. Как же не хватает Роне рядом…

Проклятье, когда уже эти идиоты поймут, что им совершенно нечего делить!

– Живой, мой светлый шер? Все будет хорошо. Спи.

Он коснулся губами разбитых губ Стрижа, с дыханием вливая свет и жизнь. На косые взгляды придворных ему было наплевать: не их собачье дело личная жизнь истинных шеров. Сейчас бы дотащить мальчишку до башни, там Линза его вылечит за пару часов. И самому не помешало бы – только сейчас Дайм заметил, что левый глаз пульсирует болью и ничего не видит, руки и грудь располосованы, а левый локоть горит огнем, отбитый то ли об пол, то ли о чью-то дубовую голову.

Пока Дайм возвращал Стрижа с полпути в Ургаш, Энрике лечил Закариаса, Каетано разгонял придворных, а Бертран строил гвардейцев, чтобы несли Стрижа до башни Заката.

Шуалейда, едва придя в себя, подошла к Дайму, невесомо коснулась его плеча.

От потока целительного света он едва не застонал вслух, так это было хорошо и…

Ничего, кроме света. Холодного, острого, ослепительно-прекрасного и жизненно необходимого.

Ни единого слова. Ни единой эмоции. Глухой кокон из черно-лиловых потоков.

– Прости, Шу. Это был единственный способ… – шепнул он, обернувшись к ней и даже не пытаясь пробиться сквозь щиты.

Только взгляд. Только просьба о понимании и прощении.

Она не ответила, не позволила ему поймать свой взгляд. Убрала руки. Отвернулась.

– Шу…

Дайм не успел сказать больше ничего, как раздался голос Бертрана:

– Ты впереди, ты сзади. Осторожно!

Дайм посторонился, давая место гвардейцам с носилками. Хотелось вмешаться, самому уложить мальчика, не отпускать, но Дайм подавил порыв: сил и так нет, да и Шуалейда не поймет. Но он по крайней мере может их проводить, не оставлять одних… да кому он врет? Ему просто нужно поговорить с ней, объясниться…