себя реализовать. «Свободный, но солидарный, он становится ответственным». Социальные демократы отвергали революцию, противопоставляя ей «непрерывную реформу» на пути к большей справедливости. В духе традиции они отвергали эгалитаризм и тоталитаризм, «любое общество, которое делает человека инструментом, средством на службе другой цели, будь это прибыль, партия, класс, государство»[564].

В этом пункте христианская демократия отчетливо коррелирует с «передовым либерализмом» Жискара, который также делает акцент на эволюционном развитии общества, движении к прогрессу и единству, потребности общества в постоянном изменении. Жискаровское понятие эволюции и христианско-демократическои «непрерывной реформы», по сути, тождественны. Обе политические культуры также совпадают в своей апелляции к гуманизму и человеку. Антропоцентризм и расцвет личности, о которых пишет Жискар, перекликаются с понятиями достоинства человеческой личности, членства в «человеческом сообществе», солидарности, о которых говорили христианские демократы. Но у Жискара человек сам управляет своей жизнью, будучи свободным и ответственным существом (понятие личной ответственности индивида за свою судьбу), тогда как для христианской демократии важнейшим звеном выступают семья, регион, культура, родина, призванные помочь человеку себя реализовать. Обе культуры считают важным наличие связей солидарности между людьми, личной свободы, проявлений творческой активности и участия в политическом и социальном обустройстве «своего социального мира» (то есть, если следовать жискаровской мысли, каждый человек должен иметь «социальное сознание»).

По мнению социальных демократов, ценности демократии формируют связную систему. Во введении к программе партии говорится: «Если мы выбрали демократию, то не через исключения и смирение, а потому что, согласно формуле Марка Санье, она способствует максимальному развитию сознания и ответственности каждого, позволяя ему по мере своих способностей и своих сил, принимать эффективное участие в управлении общими делами»[565]. В итоге, ЦСД представляет себя как «демократическую, персоналистскую и общностную» партию, подчеркивая связь с общностным персонализмом Э. Мунье. Фактически, данная апелляция есть попытка подчеркнуть свою оригинальность перед лицом жискардизма, хотя В. Жискар д’Эстен тоже обращался к наследию Мунье и христианским истокам современного общества.

От персонализма, как отмечают Б. Роше и В. Лион, ЦСД заимствовал заботу о личности, оставляя либералам концепцию индивида. Понятие индивида полностью не отбрасывается, но рассматривается как точка отсчета. Личность определяется социальными демократами как «индивидуальная история», воплощенная в постоянном контакте с сообществами, которые способствуют ее расцвету и реализации, в которых она утверждается, и судьба которых воздействует на ее внутреннюю жизнь. Таким образом, концепция личности предстает более приспособленной к человеческой реальности и различным формам человеческого сообщества: семье, ассоциации, предприятию, кварталу, коммуне, региону, Европе. Все люди могут реализовать себя как личности только через сообщества. Личность должна иметь свободу и не подавляться коллективом. Но это предписывает «личную ответственность за использование свободы и социальную ответственность в общинной жизни». Кроме того, следуя духу персонализма, социальные демократы делают человека «базой и мерой» политической конструкции. Они выступают за примат личности над государством, коллективом и администрацией. Предпочитаемые социальные структуры должны быть выстроены в форме промежуточных корпусов, главным принципом организации которых стала бы ассоциация[566].

Из названия партии проистекала другая важная составляющая – внимание к социальной сфере и социальной демократии, сочетаемой с экономической и культурной демократией[567]. Социальная демократия в представлении социальных демократов – это, прежде всего, специфическая концепция экономики, поиск пути между либерализмом и социализмом. В данной программе речь идет о развитии помимо частного и национализированного сектора кооперативного, основанного на взаимном страховании и разделении ответственности. Этот тип управления предписывает активное участие рабочих (т. е. реформу предприятия), что должно привести к сглаживанию «неравноправной структуры капитализма, в которой патрон решает, а рабочие исполняют». Он способствует развитию инициативы мелких коллективных единиц и стимулированию в них духа ответственности. Таким образом, построение социальной экономики вносит коррективы в законы рынка. Свобода – это наилучший способ управления предприятием, но она должна быть полной. Государство должно играть роль регулятора и новатора, создавать «нить безопасности», помогая «слабым» и нуждающимся. В итоге, построение социальной демократии должно привести к развитию «контрактного общества», в котором «ассоциации, промежуточные корпуса, профсоюзы полностью выполняли бы свою роль, выражая фундаментальные устремления граждан и создавая богатую и живую ткань социальных отношений»[568].

Требования справедливости и равенства шанс нашли отражение в предложениях, сформулированных в докладе А. Дилижана на съезде в Лионе: введение гарантированного минимума дохода (RMG) для престарелых и инвалидов, не имеющих достаточных средств, и введение налога на состояния (1 % с состояний более 200 млн. старых франков, что исключило бы «фискальную инквизицию» и помогло бы предотвратить бегство капиталов)[569].

Программа реализации социальной справедливости близка жискаровской. Речь также идет об устранении нищеты, которая видится источником всех зол, привилегий, неравного доступа к образованию. Христианские демократы, как и неолибералы, признают естественный характер происхождения социального неравенства, но считают возможным и необходимым их исправление, поскольку общество имеет обязательство перед своими членами (социальную заботу). Отсюда, к слову, их поддержка жискаровской политики, направленной на улучшение качества жизни.

Социальная забота пролегает через децентрализацию и реформу образования. В последнем пункте требование свободы образования уже граничит с тезисом о его «республиканском духе» (т. е. светском) – следствие той эволюции, которую обозначит еще партия МРП. Не случайно, требование социальной справедливости дополнялось в программе ЦСД требованием равенства шансов, которое мыслилось как организация качественного образования и отказ от системы «больших конкурсов», что должно было обеспечить широкий доступ населения к образовательным услугам[570]. «Для нас, свобода образования является главной свободой, вписанной в Конституцию и связанной с республиканским духом. Как и любая свобода, она должна иметь материальные средства выражения (…), более чем когда-либо, мы хотим, чтобы свобода образования уважалась и контролировалась»[571].

В основе предложений в области образования был положен принцип селективности. Прежде всего, социальные демократы предлагали диверсифицировать образование, т. е. предложить во время школьного обучения разные шансы в зависимости от способностей (создание разных типов коллежей с равной ценностью дипломов). Что касается высшего образования, то его целями должны стать «формирование людей», содействие творчеству, поддержке и распространению культуры, обеспечивать средства и условия научного поиска, сглаживание неравенства. Высшее образование должно дополнять профессиональное образование. Реализация этой цели возможна при выполнении двух условий: «программа обучения, делающая возможным подготовку к четко определенной профессиональной жизни», установление системы непрерывного образования (что позволило бы повышать квалификацию, переобучать, продолжать исследования и т. д.)[572].

С идеей социальной справедливости у социальных демократов также связано понятие свободы. Ж. Барро на съезде в Лионе отмечал: «Свобода предпринимательства, соревнование, личная ответственность. Мы отвергаем любую систему, которая претендовала бы на определение каждому от колыбели до могилы его маленького, невыразительного и серого места в обществе с запретом выйти из него. Мы