От лица полковника Гущина отлила вся краска, теперь он был бледен, но говорить все еще не мог, держался за грудь.

– Мы по поводу вашего бывшего пациента Петра Смоловского, – за Гущина начал задавать вопросы Макар. – Убийство расследуем, и он в поле нашего зрения. Он лежал в госпитале полтора месяца, а в реанимации, судя по данным регистратуры, почти две с половиной недели. У него, кроме «короны», еще был туберкулез. Вы его помните?

– Туберкулезник? Помню. – Врач кивнул.

– Что вы можете о нем нам сказать?

– Очень тяжелый больной. Он поступил к нам уже в критическом состоянии и… честно говоря, я не надеялся, что нам удастся справиться, вытянуть его. Но мы делали все возможное. Лечили его.

– И? – задыхаясь, спросил полковник Гущин.

– Восемьдесят процентов поражения легких плюс многолетний туберкулез. И возраст. Такие не выживают в эпидемию ковида.

– Но Смоловский выздоровел, – сказал Макар.

– Мы еще мало знаем об этом вирусе, – ответил врач. – То, что произошло с этим больным, для меня загадка. С подобной картиной болезни не выживают, а он выжил. Его иммунная система справилась. А было много случаев здесь, в этих стенах, когда те, которые не показывали такой страшной клинической картины и по всему должны были бы поправиться, умирали. Если хотите – для меня этот случай необъясним. Чудо.

– Чудо? – спросил полковник Гущин, наконец-то он смог говорить нормально.

– А что вы можете о Смоловском нам сказать не как о больном, а как о человеке? О его характере? – спросил Макар.

– Простите, а что он натворил? – спросил врач.

– Совершил убийство, – ответил Гущин. – Его психика… она полностью расстроена. Это могло быть связано с его болезнью?

– Ужасно, ужасно. – Врач покачал головой. – Конечно, больные, особенно те, кто, как он, находился в пограничном состоянии много дней между жизнью и смертью на искусственной вентиляции легких, такие больные в психическом плане уже сильно травмированы. Этот боевой синдром… он проявляется у людей по-разному. Как о человеке я ничего не могу вам о нем сказать, он для меня пациент. И его чудесное выздоровление – тема для будущих исследований и диссертаций. Чудо… хотя это не единственный случай был здесь, примерно то же самое произошло и с его соседом по больничной койке. Тоже очень тяжелый больной, практически бесперспективный… они поступили к нам почти одновременно.

– Это была женщина? – спросил полковник Гущин.

– Нет. Это довольно известный человек – Леонид Жданов. Я его по телевизору много раз видел. «Танцы со звездами», у него танцевальное шоу, и сам он его солист. Они со Смоловским лежали на соседних койках в реанимации на ИВЛ. Жданова привезли к нам в госпиталь по «Скорой» тоже в очень тяжелом состоянии. Но, как выяснилось, картина его болезни была иной: он почти неделю лечился дома, амбулаторно. У них заразился и тяжело заболел ребенок, и они с женой были полностью заняты им, оба заразились. И вроде как сначала оба в легкой форме. Жена так и перенесла все на ногах, а у Жданова к восьмому дню внезапно наступило резкое ухудшение, упал уровень кислорода в крови. У него было поражено почти 85 процентов легких, вы понимаете, что это такое? Потом ему пришло сообщение от жены на мобильный, что ребенку совсем плохо, и от волнения у него начался сердечный приступ. Наступила клиническая смерть. Мы делали все возможное, однако… Пять минут клинической смерти, затем он вернулся. И с легкими тоже все стало улучшаться. Через два дня он уже дышал самостоятельно. Они оба дышали – эти двое, смотрели на меня, друг на друга и дышали, дышали…

Полковник Гущин молчал. Затем спросил:

– То есть они поддерживали потом контакт друг с другом?

– Они, можно сказать, стали понимать друг друга с полуслова. Два человека, два чуда. Я думаю, что если кто и может вам сказать больше о Смоловском, так это Жданов. Они потом часто перед выпиской разговаривали, я видел.

– А женщина? – спросил Макар. – Женщина – пациентка или доктор, она с ними общалась?

– Женщины в этом крыле не лежали, они помещались в секторе пятом, – ответил врач. – А из врачей здесь были только я и двое моих ординаторов, да еще два студента-медика.

Они поблагодарили его, напоследок Макар спросил – какой совет вы можете дать в смысле профилактики – на будущее, чтобы не попасть к вам снова? Он спрашивал это для полковника Гущина, который слушал напряженно и болезненно.

– Носите маску, избегайте людных мест, принимайте витамин Д, мойте руки. – Врач печально усмехнулся. – Маленькие советы и ухищрения песчинок в водовороте мировой катастрофы.

– То есть все это ни к чему? Иллюзия? – хрипло спросил полковник Гущин.

– Это наш щит, последний психологический щит перед катастрофой, которую мы никогда прежде не переживали.

Макар не желал, чтобы полковник Гущин покидал это место – вот так.

– Федор Матвеевич!

– Да? Что тебе, Макар? – Гущин смотрел на корпуса мобильного госпиталя, столь похожего на место, где едва не умер он сам.

– Я Леню Жданова в Лондоне встречал и про жену его слышал. Полина Жданова, она его продюсер, женила Леню на себе. Превратила в полного подкаблучника. Ей за сорок уже, а ему всего тридцать лет, он меня моложе. До этого Полина была замужем за телепродюсером Свирским, развелась и отсудила у него львиную долю бизнеса. Они очень богаты и раньше в Лондон часто приезжали, я их в клубах в тусовке встречал, хотя мы никогда не дружили. С Полиной иногда, нечасто, общалась моя бывшая жена Меланья, они одного поля ягоды. – Макар помолчал. – Они живут на Пахре, купили бывшую академическую дачу, хотя по всем меркам таким, как они, обитать бы где-то на Рублевке.

Судья кассационного суда Лия Батрутдинова приняла Клавдия Мамонтова в перерыве между судебными заседаниями у себя в кабинете. Строгая, в синем летнем деловом костюме, ухоженная, поджарая, спортивная, с идеальной стрижкой и жемчужными серьгами в ушах – в ее взгляде, которым она окинула высокого Мамонтова, сквозили надменность и одновременно скрытый чисто женский интерес. А Мамонтов сразу напрягся – Батрутдинова оказалась яркой блондинкой. Деловой костюм ее был скромен, но вот на стуле рядом с ее рабочим столом лежала дорогая сумка от Прада (Мамонтов вспомнил слова официантки из кафе в Фоминове про сумку «упакованной дамочки»). У судьи был просто идеальный маникюр – лак яркий, бордовый.

– Мне сообщил начальник Фоминовского УВД эту трагическую новость об убийстве Вероники, я потрясена, – объявила она чисто судейским спокойным голосом без эмоций. – Но вы зря проделали весь этот путь, о Веронике я мало что могу вам рассказать. Последние восемь лет мы практически не общались, не виделись, лишь поздравляли друг друга с днем рождения и то по электронной почте.

– Но вы знали ее раньше, вы работали вместе с ней в фоминовском суде и дружили, как я слышал. – Клавдий Мамонтов без приглашения уселся на стул перед судьей.