всего, заключая договор с людьми, они принесли клятвы. Должны были…

- И вы…

- И мы, - не стал спорить Лют. – И тот, кто становится главой рода, обязан эту клятву подтвердить. И заключается она отнюдь не только на словах. Имеется в ней пункт о законе и законности, который превыше всего. Если бы следствие пришло к выводу, что твой дед убийца, то… другой твой дед получил бы право вызвать его на поединок. Опять же, если бы оба не относились к роду людскому, то спор можно было бы уладить в том же поединке, безо всякого суда и привлечения Императора…

- Как Зар?

- Именно.

- Но мой дед был человеком. И священником.

- Именно. Следствие… велось, я думаю.

И следователю не позавидуешь. Интересно, он до сих пор жив? Хотя… нового ничего я не узнаю, и к чему человека тревожить? Сомневаюсь, что у него о том деле остались приятные воспоминания, даже отвлекаясь на то, что дело об убийстве.

- По сути положил конец спору старец… ты не обидишься? Я связался с общиной и подтвердили, что один из старейшин, Никодим Заульский, отдал свою жизнь зачарованному лесу.

- А он мог?

- Мог. По сути это является признанием вины. И искуплением. Отказать в праве на искупление никто не может. Ни император, ни Владыка фэйри.

- Как-то это… не знаю. По сути чужой человек…

- Насколько я понял, община лишь выиграла. Император оценил поступок… который, скажем так, решил проблему и избавил его от крайне неприятного разбирательства.

А мой дед оказался не только подлым убийцей, но и трусом. Это ему бы пойти, раз уж вызвался, а он…

Я накрыла лист рукой.

Что мне с этим подарком делать? Шкатулку какую завести, что ли? Буду складывать всякое вот. Воду живую, пока не потратила, камни змеиные. И вот лист дубовый.

Как в сказке.

- Я им все-таки не нужна.

- К счастью, - сказал Лют. – Поверь, фэйри… они куда более иные, чем мы. И самое лучшее, что они могут сделать для человека – держаться от него подальше.

- Отвезешь? – спросила я. – К дубу?

- Вечером, - Лют подал руку. – А сейчас я отвезу тебя домой. Там Гор хотел о чем-то поговорить. И Свята беспокоится… и вообще, все перепугались. Дай им убедиться, что ты жива и здорова.

Жива. Здорова. И с листом вот.

Дубовым.

Волшебным.

Так и тянет разломить его, сказав заветное, сказочное: «Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной…»

Вот что за чушь мне в голову-то лезет?

- Знаешь, что тут было?! – Свята едва ли не силой меня из машины вытащила. – Идем… тут такое! Такое! Дед с Цисковской ругался! Пообещал, что если она не успокоится, то он тогда не знает, что с ней сделает. А она не успокаивалась и тоже на деда накричала!

- Цисковская?! – я из машины выбралась.

- Ага! Представляешь! Обозвала его олухом престарелым!

- Князя?

- Ага!

Свята запрыгала на одной ножке. Её переполняли энергия и радость.

- Из-за чего?

- Из-за того, что он не хочет повлиять на Ульку и Машку!

- Игнатьеву?

Лют выбрался из машины, но подходить не спешил. Стоял. Смотрел. И я кивнула, мол, все в порядке. А все и вправду… в порядке?

Или почти?

В груди будто… будто лед растаял. Я не нужна фэйри? Пусть… и вправду от этих лучше держаться подальше. Но я нужна здесь.

Святе вот.

И остальным тоже.

- Ага! Она говорила, что у Ульки нет опыта, такой случай вести. И вообще она должна думать системно, а не поддаваться эмоциям. А она тоже пришла и сказала, что желание пациентки первостепенно. А Цисковская сказала, что у некоторых пациенток в голове розовая вата и они не отдают себе отчет… в общем, потом слово за слово… и такой скандал случился! Дед сказал, что женится.

Я споткнулась.

- На ком? – уточнила, потому как, подозреваю, Ульяна Цисковская не согласится. Оно, конечно, с финансированием её исследований вопрос будет решен, князь, если надо, и центр исследовательский возведет в Упыревке, но… как-то все же…

- На Цисковской. На старшей. Сказал, что в него, сколько он жил, никогда вазами не швырялись.

Надо же, как мало, оказывается, нужно, чтобы мужчину впечатлить. Стоп…

- А она что? Вазой?

- Когда князь сказал, что Цисковская, возможно, профессионал, но иногда нужно и эмоции проявлять, а не только разумом руководствоваться… она и проявила. Еще сказала, что он олух, идиот и ничего-то в женщинах не понимает. А потом как взяла вазу… между прочим, китайскую, ей тысяча лет…

Я прикрыла глаза, сожалея, что не видела.

- Не попала, правда… деда, когда ему надо, быстрый очень… она еще сказала, что уволится. Только дед не даст… наверняка. Хороших целителей пойди-ка найди. А Цисковская, хоть и стерва, но целитель хороший. А может, и не стерва, если так от… вазой! Видела бы ты, как ловко! А потом развернулась и ушла. Сказала, что раз её не любят и не ценят, то и все…

В доме пахло грозой.

В буквальном смысле. Характерный запах озона мешался с ароматами цветов.

- А это…

- А, это тоже… к Стуже её отец приезжал. Станок требовал, чтоб добром отдала… ну и поругались.

- Весело тут у вас.

- А то… ты-то как? – в глазах Святы беспокойство.

- Все хорошо. Это… случайно получилось.

Мы остались в саду.

Почему бы и нет. Розы вон. Разные. Белые и красные. И еще желтые. И какие-то то ли бледно-лиловые, то ли голубые даже, с перламутровым нежным отливом.

Высокие.

Низкие.

Вьющиеся. Ползучие. И шарами повисшие на тонких стволах-штамбах.

И беседка утопала в розах. А подвешенная на цепях скамья чуть поскрипывала. На ней хватило места и для меня, и для Святы…

Я рассказала.

И про картину. И про ту сторону, на которую получилось выйти. Про… ту, что была на той стороне. Про кровь и благословение. И Свята слушала внимательно.

- Это хорошо, - сказала она. – Если очнулась, значит, приняла силу.

- Не чувствую я её.

Я еще с ведьминой до конца не освоилась.

- А и не надо… ты ж тоже не чувствуешь особо, как сердце работает, пока оно нормально работает, - Свята подтянула ногу к подбородку, а второй уперлась в землю и чуть качнула скамью. – И не всегда