способна защитить его пред ветром жизни.

Все-таки выражаются они чересчур уж пафосно. Интересно, это в силу рождения или тренировки сказываются? Ораторское мастерство там, риторика…

- Это… не имеет значения, - выдавливаю из себя, хотя, наверное, вру.

Имеет.

- Для меня – имеет. Тот человек, который меня раздражает, говорит, что я излишне увлечен собой.

И он прав.

- Пускай. Но если так, то я признал себе, что поступил подло.

- И пришли просить прощения? – интересуюсь так, чувствуя острое желание выставить очередного родственника за порог. Вот что за свинство? Родни у меня, оказывается, немало, но кого ни возьми, один другого страньше.

- Нет. Пришел познакомиться. Мне любопытно.

Ну да, с прощением это я несколько поспешила…

- Вы… отказались от меня, - я сцепила руки. – И пускай. В конце концов, ваше право…

- Я предлагал твоей матери дом и кров.

- Она не захотела.

- Верно. И это было правильно. Она недолго бы прожила. Быть может, ей позволили бы родить дитя. А может, и нет. Сложно сказать. Но были те, кто винил её в произошедшем. Одних мое слово остановило бы. Другие отыскали бы способ его обойти. Поэтому да, твоей матери было безопаснее среди людей. Я же запретил детям леса пересекать границу. Во избежание.

- А потом?

- Потом… ты родилась человеком.

И это прозвучало, как обвинение.

- Ну извините…

- Я знал, что моя матушка тебя навещает. И не задавал ей вопросов… я знал, что она тратит травы и силу, пытаясь продлить жизнь той, что породила тебя.

И не вмешивался.

Много это?

Мало?

Для человека, наверное, ничтожно мало. А для нарциссичного уверенного в собственной непогрешимости нелюдя?

- Я думал над тем, чтобы забрать тебя после её смерти. Я даже приходил.

- Не помню, - сказала я. А не запомнить визит подобного… подобного создания было бы сложно.

- Я закрыл твою память.

- Зачем?

- А зачем тебе помнить наш разговор? Он и длился-то всего ничего… я забрал твою боль. И помог восстановить силы. Ты, имея мало, тратила много. Это плохо.

- Но почему…

Почему не забрал тогда? Если уж снизошел.

- Ты была человеком. Кровь спала. И та, и иная… слабая заемная сила делала тебя чуть отличной от прочих, но и только. И среди моего народа ты навсегда осталась бы чужой.

Пожалуй.

Я попыталась представить, как расту среди… кого? Фэйри? Совершенных. Прекрасных. Одаренных. И в то же время по-детски жестоких, полагающих меня слабой и никчемной. И наверное, я бы легко поверила.

- Я говорил с человеком. Я дал ему денег, чтобы он нашел тебе хороший дом для детей.

- Почему не семью? – поинтересовался Лют. – Не говори, что у тебя с финансами плохо…

- Неплохо.

- Тогда почему не семью? Ты бы мог поручить… да тому же управляющему от короны, чтобы он подобрал девочке приемных родителей. Да и раньше… ты бы мог помочь её матери. Не травами, а банально деньгами. Чтобы она уехала куда… куда-нибудь подальше от отца, матери. От людей, которые её боялись и презирали. Чтобы жила нормально. Глядишь, тогда и не ушла бы она так рано.

Надо же. А Лют злится.

Почему?

Я тоже понимаю, что тот, кто сидит напротив, вполне мог бы устроить маме и отъезд, и безбедную тихую жизнь где-нибудь на другом конце империи.

И помочь ей выучиться.

Работу подыскать.

Это ведь не так и много… для того, кто правит народом фэйри.

- Мог, - согласился Брюок, хотя и не сразу. – Она сама не хотела уезжать. Я предлагал. Но она отказалась. Она снова и снова приходила к священному древу и говорила с моим сыном. Она сказала, что однажды они встретятся, там, после жизни. Смешно. Она верила в бессмертную душу, но не верила, что у подобных нам её нет.

Смешно? Ничуть.

- Затем ведьма ушла и отдала тебе свою силу. А сила всегда связана с местом. Ей нужно время, чтобы прижиться. Вот и пришлось…

Но…

Прикусываю губу.

- Что изменилось теперь? – Лют задал вопрос.

- Я. Я изменился. Во снах я слышу шелест листвы. И Священное древо недовольно. Оно говорит мне то, что говоришь ты. И то, что я сам знаю. Оно говорит, что я повел себя недостойно. И что желая наказать деву за её упрямство, которое полагал глупым, я лишил себя чего-то важного. Правда, не могу понять, чего именно. Ты все-таки человек.

Сегодня мне это уже говорили.

Владыка фэйри поднялся.

- Я думал. Много.

Радость-то какая… и наверное, что-то такое видно по моему лицу.

- Я не отказываюсь от долга, дева рода человеческого…

Он сунул пальцы в волосы и, подцепив что-то в них, потянул. А на стол лег, развернувшись, лист. Темно-красный, дубовый.

- Вот, - сказал Владыка. – Когда будет нужда, сожгли. Или сломай. Или просто позови.

И поднялся.

А провожать его я не стала. Обойдется.

Глава 26

Глава 26

Лют вернулся, когда я все еще сидела, разглядывая лист и не решаясь к нему прикоснуться.

- Ты в порядке?

- Как сказать… наверное, да. Ничего ведь нового он не сказал.

А я не услышала.

- Мог бы и соврать, - проворчала я.

- Они не любят лгать. Недоговаривать могут. Часто и недоговаривают.

- Зачем он вообще приезжал?

- Чтобы совесть успокоить. Главное, не бери в голову. Они очень своеобразны. По сравнению со своими соплеменниками Брюок образец спокойствия и сдержанности, не говоря уже о мудрости. Он не убил твою мать. Не вырезал все поселение…

- Просто гадил по мелочам.

- Отводил душу, - поправил Лют. – И не мог иначе. Его свои бы не поняли, откажись он вовсе от мести. Точнее воздаяния.

Вот как-то не тянет на воздаяние мор, на пчел насланный. И падеж скота. И вообще… почему они, если уж полагали виноватым моего деда, не убили его?

Я так и сказала. Точнее спросила.

- Сложно сказать… даже если спросить, тебе не ответят. Скорее всего дело в имперском наблюдателе… твой дед… с другой стороны. Он был священником, соответственно, за ним стояла Церковь, а даже Император старается не конфликтовать с нею. Добавь общину староверов, отношения с ними и сейчас непростые… плюс отсутствие прямых доказательств вины…

- Это для суда важно. Сомневаюсь, чтобы фэйри так уж заботил суд человеческий.

- Скорее