Последняя мысль вызвала в душе Дэвида еще ряд подозрений. Все женщины, которых он любил и с кем сходился, погибали. Была убита Патриция, его любовница с болот, и их сын Гарольд, отравили и его любовницу Нелл из замка Тонвиль и их малыша Томаса. Последнее дело он хотел расследовать сам, но Генри Элджернон отговорил его, решив препоручить все коронеру. Дэвид помнил, что это было как раз на Рождество, когда Клем Молчун уезжал из Нейуорта якобы за покупками для госпожи. А ведь в Тонвиле Дэвиду поведали, что отравитель – огромный детина, правда, рыжий. Клем же имел светлую, вечно всклокоченную шевелюру. Но если надеть парик… И все же пока Дэвид не желал в это верить. Сказал, что сам переговорит обо всем с верным слугой Грейс. С ее убийцей.

Клем сидел в подземелье под стеной, на руках и ногах кандалы, поникший, мрачный. При свете факела Дэвид видел следы слез на его грязном лице, но взгляд, какой он метнул на Майсгрейва, был исполнен чудовищной ярости.

– Явился, родственничек? – неожиданно обратился Клем к Майсгрейву. – Теперь будешь судить меня? Но знай, строже, чем я осудил себя сам, меня уже никто не осудит. И отныне меня ничего не страшит.

Дэвид просто сидел и смотрел на него. Казалось, Клему не до него, но это было не так. Он стал ерзать, потом тихо выть, ударяясь затылком о стену, твердил, что ему больше не для кого жить, что сам дьявол стоял за его плечом той ночью, когда он накрыл подушкой госпожу и давил на нее, считая, что это проклятая девка Геронов. А как она отбивалась, как отбивалась! Даже попыталась ударить его кинжалом. Зря старалась, лезвие только скользнуло по звеньям его кольчуги, не причинив вреда. А Клем все наваливался, все напирал, пока ее руки не ослабели и она не перестала дергаться, выронив оружие. Но убийца и после этого еще лежал на ней, чтобы удостовериться, что справился наверняка. Как ему в таком мраке было понять, что он убил свою обожаемую Грейс?

Да и откуда он мог знать, что ту, другую, уже увезли? Более того, он и подумать не мог, что Грейс сама отправится в башню, чтобы разделаться с любовницей мужа!

– Ей следовало довериться мне! – стонал Клем сквозь сжатые зубы. – Но ведь накануне я сказал ей, что больше не хочу быть замешанным в этом. Грейс так злилась на меня! А мне просто надо было все продумать. Я каждый раз рисковал, когда уничтожал ваших шлюх и их ублюдков, но так все подстраивал, что никто меня ни в чем не подозревал. Значит, это не такой грех, подумал я той ночью. И понял: Грейс права и нас охраняют невидимые силы. Ты же страшный грешник, родственничек, ты был женат на такой дивной женщине, а путался со всяким непотребьем. Эта ведьма с болот! Ха! Знал бы ты, как легко я смог проломить ее желтоволосую голову. А эта грудастая гусыня из Тонвиля? Глотала отраву, как манну небесную. И все. Грейс могла больше не волноваться. И знала, что никто тебя у нее не отнимет, родич мой Дэвид.

Майсгрейв стиснул зубы, с трудом сдерживая глухо клокочущую ярость. Этот пес убивал его женщин, убивал его детей!..

– Не смей называть меня родственником! – сдавленно произнес он глухим голосом. – Змей ядовитый твой сродник, а не я.

Клем вдруг расхохотался. Странный у него был смех, сиплый, кашляющий.

– А ведь именно змеей ты и считал свою супругу, не так ли, Майсгрейв? Но мне-то она была родной. Все говорили: Перси, Грейс Перси! Какой славный род! Она сама так гордилась, что происходит от этих королей Севера! А о своей матушке и знать не хотела. Но я ее понимал. Потому никогда и не обмолвился, что ее мать была моей сестрой. Мы были двое сирот, когда старый Гарри Перси присмотрелся к моей сестрице Дейзи. И даже дом ей купил, где Дейзи ждала его, когда он наезжал. Мы безбедно жили, пока сестрица не померла. Вот тогда малышку Грейс и забрали в замок Перси. Ну и меня с ней. Слышишь, Майсгрейв, я был дядюшкой твоей супруги. Я был рядом с ней сызмальства, ибо никого у меня больше не было, только она. А когда вы обвенчались… Ты едва замечал меня, но я знал, что мы в родстве.

– Я сказал, не смей называть меня родственником. Да и Грейс никогда не считала тебя родней. Знала она или не знала о том, что вас связывает, но для нее ты был просто ее цепым псом. А ведь ты хороший воин, Клем, мог бы служить и чего-то достигнуть. А ты просто убивал женщин и детей…

– Я бы и тебя убил, если бы она велела! – рванулся в цепях Клем. – Но она любила тебя!.. Ты изменял ей, а она тебя прощала и любила…

Пожалуй, Дэвид хотел бы в это верить. Но понимал – Грейс любила только себя. Даже не своих детей или его, а именно себя. Она считала, что все они должны были подчиняться ей. А если выходило не по ее воле… О, она знала, как мстить. И, отдавая приказы Клему убивать, она все больше погрязала в грехе. Поэтому ее страшный конец был неизбежен. И Дэвид с ужасом подумал, что бы произошло, если бы Мойру не увезли. Этот наивный злодей Клем задушил бы фейри Мойру… И сейчас Дэвид ощутил почти благодарность к этому воющему, опустившемуся человеку, такому непривычно разговорчивому сегодня… По крайней мере, крови Грейс на Дэвиде теперь нет. Ведь случись то, что замыслила его супруга… Дэвид понимал, что, если бы Мойра пострадала, он отдал бы сегодня приказ казнить не Клема Молчуна, а саму Грейс. Ибо сейчас, слушая Клема, он ощущал, как в его душе исчезает даже то светлое, что еще вызывали в нем воспоминания о супруге. Все это таяло в его сердце, меркло, как свет догоравшего на стене факела.

Дэвиду и впрямь пришлось приказать принести новый просмоленный факел. И, закрепив его в стойке стены, он почти спокойно спросил:

– Грейс давно начала вставать?

– Давно.

Клем заерзал на месте, стал рассказывать, что Грейс рассчитывала поразить всех, когда однажды сама выйдет в зал. Ей хотелось, чтобы все поняли, что ее муж был не прав, сторонясь и избегая ее. Говоря это, Клем даже стал посмеиваться. Похоже, этому Молчуну и в самом деле нужно было перед кем-то выговориться, и он почти с охотой поведал, как Грейс сообщила только ему одному, что ее ноги обрели чувствительность, как он растирал их, как помогал ей понемногу подниматься.

– Сначала Грейс ходила только по комнате, я поддерживал ее, но потом она стала ходить сама. Однако я совсем не ожидал, что она окрепла достаточно, чтобы дойти до башни, где жила эта… ваша… Я и помыслить не мог, что Грейс пойдет туда той ночью. Ведь сперва я отказывался убить эту Мойру. Думал – зачем? Девку вот-вот увезут из Нейуорта. Но Грейс настаивала, и я… Обдумать все хотел, так и сказал ей тогда. Одно дело – проломить кому-то голову на пустынных болотах или явиться заезжим торговцем в уединенную усадьбу и, подлив отравы, просто исчезнуть… Но тут, в замке, где любой может заметить… я опасался рисковать. Да и устал я убивать. Сны нехорошие снились… Но оказалось, что мои сомнения были от лукавого. Я обязан был повиноваться Грейс, не колеблясь! Но я промедлил. И тогда она сама… бедная моя… сама решила пойти к ненавистной сопернице. Представляю, чего ей это стоило!.. Она ведь в тот вечер приказала толстяку Лео опоить вашу девку и старуху Эви маковым отваром, думала, что сама справится… раз я отказался. У Грейс и кинжал был с собой. И кто бы догадался, что гостью зарезала увечная госпожа?