Фидо сидел в небольшой будочке при входе, и Алан без приглашения подсел к нему. Фидо выглядел тощим, чуть ли не изможденным, картину довершали седые белые, как мел, и редкие волосы. Он был похож на типичного муниципального служащего.

— Привет, Алан. Давно тебя не видел. Чем могу служить?

— Мне нужно передать сообщение на Остров. Частное. Я не хочу, чтобы о нем услышал человек по имени Левис.

Фидо тихо захихикал:

— Могу это устроить. Во всяком случае, я имел дело с гонцами Левиса. Сам он дрянь, но платит прилично. А для кого послание?

— Для Джорджио Бруноса. Просто передай ему, что Алан сказал: «Найди номер два». Он поймет, о чем я говорю.

— Считай, что дело сделано, сынок, — заверил его Фидо. Женщина лет сорока подошла к будке. Но, разговаривая с Аланом, Фидо не обращал на нее внимания и даже не смотрел в ее сторону.

— Ну, давай же, Фидо, говори: где Джерри? Я знаю, он был здесь. Мне Джек об этом сказал, — канючила женщина.

Фидо некоторое время продолжал игнорировать ее, а затем вдруг огрызнулся:

— Больше никогда ни о ком меня не расспрашивай, Вера! А если спросишь, я раздеру тебе физиономию и буду делать это регулярно до второго пришествия, поняла?!

Вера, крупная рыжеволосая женщина, повернулась и молча побрела прочь; видно было со спины, как она напряглась от гнева. Фидо вполголоса пробормотал:

— Хотел бы я, чтобы этими повесами управляли их женушки, Алан. В дни моей молодости мужики были приклеены к своим бабам, как дерьмо к одеялу. Она, видимо, разыскивает мужа, чтобы набить ему морду, а его, сукиного сына, нигде нет. — Он печально покачал головой.

— В наши дни все стало по-другому. Больше нет той ловкости. Я и сам грущу о прежнем, о добрых старых временах. Сохо умерло в шестидесятые годы, ты же знаешь. С тех пор, как все легализовали, все веселье отсюда улетучилось.

— Но ты-то все еще здесь, Фидо.

— Меня отсюда увезут в ящике, дружище, — усмехнулся тот. Помолчал несколько секунд, а затем сказал: — Брунос мотает восемнадцать лет, а Левис на нем верхом. Он посылал двух типов, чтобы запугать старушку Бруноса, я об этом слыхал. Они бесследно исчезли, и теперь Левис вроде обезьяны с разогретым докрасна стальным костылем в заднице. Я получаю сведения. Мне Левис не нравится, так что тебе повезло. Я беру его деньги и выполняю для него работу, так-то оно так. Но я не обязан хранить ему верность, поэтому дам тебе небольшой бесплатный совет. Левис хочет заполучить свой кусок, Алан, а Джорджио знает, где он, этот кусок. И чем раньше этот человек откроет рот, тем быстрее его зароют. Я отказался бы от любых денег, предложенных за подобное сообщение. Значит, ты понимаешь: я ни от кого не завишу. Никто об этом не узнает, я это гарантирую. И потом — каждое послание очень важно, не правда ли?

— Ты настоящий друг, Фидо.

— Я твой друг, Алан, потому что мы с тобой знаем друг друга с давних пор. И один только Бог знает, как мне их не хватает, тех времен.

— Я тоже знаю это, Фидо. Я тоже…

Фидо устало покачал головой:

— Они сейчас нацеливаются на законников. Не думал я, что доживу до такого дня. И если они протащат свой закон, то для мерзавцев откроется сезон. Любой встречный-поперечный лгун будет носить оружие. Старина Тэдди Блэк уже за это. А ты знаешь: если у тебя есть ручной автомат, то ведь его обязательно нужно зарегистрировать. Правильно? Ну а с короткоствольным оружием проще — нужно лишь получить лицензию, и ты можешь достать сколько угодно пушек. Таким образом, число обрезов не будет поддаваться учету. И тогда публичный дом Блэка превратится в арсенал, причем на законном основании. Ну, может, на полулегальной основе, но и этого достаточно для старины Тэдди. И наркотики, понимаешь? Наркотики и пушки будут переходить из рук в руки.

Алан кивнул, соглашаясь.

— Я сам всегда терпеть не мог наркотики. Но ты-то об этом знаешь. А когда ты передашь послание?

— Завтра, ближе к полудню. У меня есть на примете несколько тюремщиков, занесенных в платежную ведомость, и я не стану отсылать послание с каким-нибудь ненадежным типом.

— Ты просто золото! А теперь мне надо вернуться назад и показаться у себя в ресторане. Все подумают, что меня посадили в тюрьму, если я в скором времени не предстану перед ними.

— Я слыхал, в «Амиго» дела идут хорошо.

— Этим я зарабатываю на жизнь, Фидо. Теперь я перед тобой в долгу, ладно?

Фидо важно кивнул. И после паузы добавил: — Я завтра пришлю к тебе кого-нибудь, чтобы ты узнал, что послание доставлено.

— Буду на месте…

Алан вышел из клуба и медленно пошел на Греческую улицу. Он смотрел на мостовую, всю засыпанную осколками, коробками из-под продуктов «Макдоналдса», листовками и рекламными проспектами. Этот мусор валялся в водосточных желобах. И Алан вздохнул: «Фидо прав. Вест-Энд меняется. Причем далеко не в лучшую сторону».

Донна приехала домой под утро, в десять минут четвертого. Поблагодарила водителя своей машины и проследила, как его подхватил другой мужчина в «Мерседесе». Она стояла на автомобильной дорожке — растрепанная, полупьяная. Сенсорные фонари ярко горели, и она огляделась по сторонам, словно была здесь в первый раз.

Сад перед домом раскинулся в глубину примерно на семьдесят футов длиной. Он аккуратно переходил в лужайку, с двух сторон окаймленную хвойными деревьями. Перед въездными воротами росла большая ива. Донна усталой походкой побрела к парадной двери. Гравий хрустел у нее под ногами.

Пока Донна выбирала ключ из связки, что держала в руках, она краешком глаза заметила какое-то движение между деревьями. Но, неспособная оценить увиденное из-за притупленного восприятия, она быстро вошла в дом и плотно закрыла за собой двери.

И тут до нее дошло: кто-то стоял между деревьями возле дома. Она содрогнулась.

Поднявшись по лестнице, она вошла в спальню и включила там свет. Затем прокралась вниз по лестнице в темноте и медленно прошла в оранжерею, которая находилась позади дома. Оранжерея тянулась вдоль всей задней стены; она была огромной, это внушало Донне радость и гордость. Внутри оранжереи находился бассейн, мраморный пол которого сам по себе был украшением. Здесь также располагалась ее читальня, где стояли два огромных дивана, три стула, большой стол, за которым она летом обедала, и маленькая стойка бара. Из дальнего конца оранжереи можно было видеть стену дома.

Донна на ощупь двигалась в темноте, жалея о том, что выпила так много коньяка. Наконец она подошла к стене и прижалась лицом к окну. Фоточувствительные сенсорные лампы могли погаснуть в любой момент, и тогда Донна ничего не сумела бы увидеть.

Она с изумлением заметила, как осторожно открываются ворота на ее заднем дворе и через них проскальзывает рослый мужчина. Донна поразилась еще больше, разглядев, что это Пэдди Доновон.

Крепкий напиток в крови придавал ей смелости. И она подождала, пока он не оказался на уровня окна. Она уже собиралась постучать в окно, чтобы привлечь внимание Пэдди, однако вдруг заметила, что он держит в руке автоматический пистолет. Но тут огни погасли, и весь участок вокруг погрузился во мрак. Донна села на плетеный стул, стоявший рядом. Руки у нее дрожали. В темноте она полностью предалась своим беспорядочным мыслям: «У Пэдди определенно в руке было оружие. Он пришел сюда, чтобы причинить мне зло? — Но Донна тут же отмела эту мысль. Она смело доверила бы Пэдди свою жизнь. Донна закрыла глаза. — Значит, моя жизнь в опасности? Вот почему Пэдди крадется по моему саду посреди ночи!..»