Шлюпка упала на воду, подняв скупой фонтан брызг. Викингвключил мотор, и они, описав широкую дугу, отвалили от борта, понеслись назад,к городу, возле самого берега. Мазур смотрел вперед во все глаза, но не увиделникаких моторок. Вертолет стрекотал едва слышно, держась на значительномотдалении.

– Стоп, – сказал Мазур. – Акваланги надеть!

Когда его команда была выполнена, он педантично побросал вморе все захваченное оружие, надел баллоны, застегнул пояс, нацепил ласты.Скомандовал:

– Пошли!

Его товарищи попрыгали за борт, плавали рядом, держась запетли протянутого вдоль шлюпки троса. Подтянув к себе за локоть усатого – дажев полумраке видно было, как тот напрягся, ожидая чего-то нехорошего вроденезамедлительной расправы без суда и следствия – дернул узел, освобождая томуруки. Сказал спокойно:

– Развяжешь остальных. И можете проваливать к чертовойматери, я вам не нянька... – и, чтобы хоть чуточку себя побаловать, легонькоприложил ему по физиономии на добрую память, наставительно сказал: – Девушекобижать нехорошо... Запомнил? Аста маньяна!

И прыгнул в воду спиной вперед, неглубоко погрузившись,поплыл вдоль берега, скорее чувствуя, чем видя, рядом остальных. На душе былоприятно – оттого, что все прошло так гладко. А впрочем, ничегоудивительного, так оно обычно и бывает: долго учишься на пределе сил,набираешься опыта, чтобы потом разрядиться в великолепной вспышке, в считанныеминуты провернуть все ювелирно. Это и называется – профессионализм...

Дальнейшее не представляло особых трудностей – всего-товыйти на берег в безлюдном месте и бездорожьем добраться до города, сложитьакваланги у себя в домике и как ни в чем не бывало заявиться в дом на холме,где под присмотром Крошки Паши тревожилась Кимберли. Легенду ей преподнеслинехитрую: мол, они под покровом ночи должны встретиться с людьми, которыепомогут достать новое суденышко, чтобы, если карантин продлится еще несколькодней, все же выйти завтра в море с противоположной оконечности острова.Кое-какими намеками он натолкнул девушку на мысль, что дело, в общем, чистое,вот только продавцы нового суденышка, как бы это деликатно выразиться,предпочитают проворачивать иные сделки ночной порой. Кимберли вроде бы скушала.Вряд ли она что-то заподозрит – кому, в здравом уме и твердой памяти, в головупридет, какое именно дельце провернули безобидные кладоискатели?

А, в общем, все складывается прекрасно: карантин, конечноже, снимут, Аугусто со товарищи будут старательно ловить, но вряд ли в этомпреуспеют, учитывая специфику острова. Кроме сил правопорядка, все должны бытьдовольны: Москва, пассажиры теплохода, сенаторская доченька, сберегшаядобродетель. Пусть до скончания веков ищут загадочного майора Джонса – британцыбудут подозревать в происшедшем какие-то хитрые выкрутасы янки, последние отвсего отопрутся, чем только укрепят подозрения... Истина столь невероятна, чтодо нее никто не докопается...

Он сделал последнее движение, медленное и сильное, иКимберли забилась у него в руках, что-то бормоча сквозь стоны, вцепившисьногтями в спину, потом расслабленно вытянулась, замерла, разбросав руки, тяжелодыша. Мазур лежал рядом, медленно ее поглаживая, и это продолжалось долго.«Рассказать кому – не поверят, – подумал он лениво, – звездочка собложки «Плейбоя»... Восходящая, ага... А в общем, славная девочка...пока… Если верить циничному Лаврику, а верить ему, увы, придется, всякаяпрофессия уродует человека, мы тоже все поголовно были когда-то славными,ясноглазыми курсантами в необмятых форменках...»

– Джонни…

– А?

– Мне, правда, неудобно, – сказала Кимберли, повернув кнему лицо.

– Это почему?

– Потому что тебе от меня ничего не надо.

– Ну, кроме...

– Вот именно, ничего, кроме... А я тебя использую – вашуэкспедицию, ваш галеон...

– Это не ты, – сказал Мазур, привычно ееобнимая. – Это старый циник Билли Бат. Самая деловая акула в Голливуде.Ты-то при чем? Тебе надо подняться...

– И все равно, неловко как-то...

Мазур усмехнулся:

– Это в тебе говорят остатки старомодной, провинциальнойпорядочности. Влияние незатейливого и сурового папы-капитана. Мисс КимберлиСтентон, дочь капитана...

– Если честно, мисс Пегги Харди, – сказала Кимберли, уютнорасположившись в его объятиях. – Но ты сам подумай: можно ли чего-тодобиться в кино, если тебя зовут Пегги Харди? Кимберли Стентон звучит гораздоутонченнее, явный намек на былой плантаторский Юг...

– Ах, вот оно что... – сказал Мазур. – Ну, у меняпросто нет слов, чтобы описать всю глубину и трагизм разочарования. Я-тополагал, что делю постель с Кимберли Стентон – и вот, изволите видеть, оказалсярядом с Пегги Харди... Всего-то… Я безутешен и лишен веры в человечество...Ох! – он отшатнулся, почувствовал крепкий щипок за бок. – Больно же!

– А что, тебе не нравится то, что позволяла Пегги?

– Да ладно, – сказал Мазур. – Все я понимаю. НормаДжин Бейкер – ну что это за имя, в самом-то деле. Вот Мерилин Монро... ЭтоБилли придумал? Новое имя?

– Ага.

– Смотри-ка, а у него получилось...

– Джонни…

– А?

– Поехали со мной, когда все кончится. Когда ты найдешь свойчертов галеон...

– А если не найду?

– Все равно, – сказала Кимберли. – Поехали, а? Стобой спокойно и уютно, я себя за каменной стеной чувствую... И у нас все вродебы недурно складывается, правда? Я от тебя криком кричу, да и ты, я же вижу,меня считаешь не самым худшим приобретением.

– Интересно, – сказал Мазур. – Это что,предложение руки и сердца?

– А почему бы и нет? По-моему, ты не самовлюбленный инадутый дурак, которому унизительно выслушивать предложение первым… Развеплохая получилась бы парочка?

«Просто великолепная, – не без грусти подумалМазур. – Представляю лицо вице-адмирала, когда ему докладывают: так, мол,и так, наш Кирилл Степанович дернул в Штаты, чтобы ожениться на восходящейкинозвезде. Стол кулаком проломит вице-адмирал вопреки обычнойневозмутимости – когда в себя придет и три раза переспросит, поняв, чтовсе же не ослышался...»

Он лихорадочно искал слова – и нашел, конечно.

– Я не говорю, что это плохая идея, – сказал онмедленно. – Просто она чертовски неожиданная. Совершенно не думал ни наком жениться. Даже отдаленных планов не строил...

Он повернул голову. Кимберли таращилась на него напряженно исловно бы со страхом, показалось даже, что вот-вот брызнут слезы, Нельзя быломолчать.

– Иногда мне кажется, что ты самая лучшая девушка насвете, – сказал он, гладя ее щеку, шею, грудь. – Ты уж меня извини закиношные штампы, но я сто раз видел в кино, как девушка, получив этакое вотпредложение, смущается и лепечет: это так неожиданно, я должна подумать... Я несмущен, но вот это и в самом деле чертовски неожиданно. И я не могу вот так,сразу, повернуть жизнь на сто восемьдесят градусов...