– Мистер Джон Марчич, – сказал полковник, – живетв соседнем доме.

– А теперь главным образом здесь, – сказала Кимберлипреспокойно. – Надеюсь, и в этом нет ничего противозаконного? Когда вокругтак и шляются террористы, девушке лучше собрать в доме побольше друзей скрепкими кулаками...

Хартингтон учтиво поморщился.

– Да, досадное недоразумение... Могу вас заверить, с нимибудет вскоре покончено. Это не ляжет пятном на репутацию нашего прекрасногоострова... У нас нет претензий ни к вам, мисс Кимберли, ни к вам, мистерМарчич. Мы просто хотели попросить вас об одолжении, как законопослушныхлюдей...

– Нас что, выселяют? – бухнула Кимберли. – У вас увсех такой вид, словно вы пришли реквизировать дом к чертовой матери, а насвсех отсюда выставить...

– Ну что вы, до таких крайностей не дойдет... – сказалХартингтон. – Нам понадобится небольшое содействие... Здесь есть чердак,не правда ли? Эти молодые люди, – он изящным жестом указал на четверку вштатском, – побудут там некоторое время в компании полковника Доула.Только на чердаке, остальные помещения можете сохранять за собой. Эти люди вамне доставят никакого беспокойства, они будут вести себя так тихо, что вы вскорезабудете об их существовании... Надеюсь, это не слишком обременительно?

– Да ну, что вы, – сказала Кимберли. – Громадина,а не дом, тут и батальон поселить можно... Хоть пляски на чердаке устраивайте,я не против.

– Боюсь, эти молодые люди будут заняты более серьезнымиделами, – сказал, как отрезал, Хартингтон. – У меня будет ещеодна просьба, крайне убедительная, и прошу отнестись к ней серьезно... Я ненамерен ограничивать вашу свободу. Но прошу вас при общении с внешним миром нисловом не упоминать о временных постояльцах чердака... – он неторопливообвел взглядом всех без исключения присутствующих, и взгляд был ледяным. –В противном случае у безответственного болтуна будут серьезныенеприятности с властями острова...

Мазур ему вполне верил – у незваного гостя был вид человека,который при случае способен причинить кому угодное серьезные неприятности.«Кое-что проясняется, – подумал он. – Четверка. Квартет. Классическийразведывательный патруль САС из четырех человек, наблюдение, сбор данных... Ну,разумеется, чердак особняка – великолепный наблюдательный пункт, я самубедился...»

Он старательно избегал встречаться взглядом с кем-нибудь изчетверки – всерьез боялся, что меж ними проскочит искра, этакийпрофессиональный разряд...

– Не будете ли вы так любезны проводить... – обратилсяХартингтон к Кимберли.

Она пожала плечами.

– Да сделайте одолжение. Я, правда, сама была на второмэтаже только раз, ну да как-нибудь отыщем лестницу...

Она направилась в левую дверь, где была лестница на второйэтаж, за ней потянулись шестеро непрошеных визитеров. Мазур, подав своим знак,что все в порядке – совершенно безобидный на взгляд непосвященного жест –потихонечку попятился, вышел в коридор, на цыпочках пробежал в свою комнату.

Особенных перемен за время его отсутствия там не произошло –разве что Мозговитый очухался. Он по-прежнему лежал на постели и, судя понекоторым наблюдениям, уже получил по шее от кого-то из бдительных конвоиров,когда пытался дергаться.

– Что там?

– Да ерунда, – сказал Мазур. – Разведпатруль САС.Квартет. На чердаке собираются засесть. Ну, вполне логично... – он перевелвзгляд на Мозговитого. – Ах ты сволочь! С превеликим удовольствием врезалбы по этой роже.

В жизни не случалось в славных рядах морских дьяволовперехода на другую сторону. Ни единого случая, хотя у сухопутных, бывало, дажесреди генералов обнаруживались предатели. Этот гад, конечно, был всего-навсегоприданным штатским, но все равно, ощущение не из приятных. Соскочить онпытался, пребывая в составе группы морских дьяволов, полноправным членом, а несам по себе, в турпоездке где-нибудь...

– Сволочь ты, сволочь... – повторил Мазур сквозь зубы.

– Ну что ты, – усмехнулся Лаврик. – Он не сволочь,а, надо полагать, идейный противник Советской власти, как все они... Ну, а потом,оказавшись среди новых друзей, приторговывал бы секретами исключительно длятого, чтобы с режимом бороться...

– Ребята, – сказал Мозговитый горячечнымшепотом. – Давайте забудем, а? Не было ничего. Ведь и не случилось ничего,а? Все обошлось, а? Никто ничего не знает, только мы... Ребята... Можем мыпо-человечески...

И на лице у него пылала яростная надежда, что все обойдется,улетучится, как дурной сон, что сейчас все весело улыбнутся, посмеются, решатсчитать бывшее небывшим, быть может, даже скрепят уговор крепким мужскимрукопожатием и пропустят по рюмочке… Классическая рожа русского интеллигента,великодушно готового вмиг забыть все пакости, какие он причинил другим...

– Не получится, родной, – серьезно сказалЛаврик. – Есть вещи, которые понарошку не делают, вот тебе и весь сказ.

– Я пошутил...

– Есть гениальный вирш, – сказал Лаврик. – ШастьГПУ к Эзопу – и хвать его за жопу! Мораль сей басни ясен – не надо большебасен. Да, промежду прочим... Я, честное слово, тебя начал всерьезподозревать в чем-то таком, и, знаешь, почему? Потому что ты, паскуда, былчересчур правильным. Идеологически выдержанно стучал на остальных. А такие...

– Послушайте, – сказал Дюфре недовольно. – Можетбыть, хватит дурного театра?

– Дьявол вас разбери, вы правы, сказал дон Рэба и щелкнулпальцами... – усмехнулся Лаврик.

Посмотрел на Мазура, щелкнул себя по горлу и сделалдвижение, будто что-то впрыскивал. Мазур его понял прекрасно – в самом деле,это было идеальное решение, откуда сейчас взять соответствующие препараты...

Он вышел в коридор и направился в комнату Билли Бата, гдебез хлопот можно было разжиться надежным заменителем высокопробной химии. Егорасчеты подтвердились блестяще – Билли Бат, не удосужившись раздеться, похрапывална застеленной постели, распространяя ядреный аромат перегара. Лицо его,щекастое, морщинистое, потасканное, выражало крайнюю степень довольства жизнью– а ведь клятвенно обещал завязать с зеленым змием, декадент лысый, впреддверии великих дел, грандиозных рекламных кампаний и ослепительныхперспектив...

А впрочем, Мазур смотрел на него без всякой злости. БиллиБат его откровенно умилял, потому что до ужаса был похож на иных обитателейотечества рабочих и крестьян. Кто угодно может оказаться шпионской подставой,только не Билли Бат, теперь Мазур в этом был окончательно уверен.А значит, лысик заслуживал самого душевного обращения...

Картонная коробка, где сохранилось еще целых четыре бутылкивиски, отыскалась под кроватью. Бесцеремонно забрав два пузыря, Мазур сматеринской заботливостью повернул голову лысого поудобнее, чтобы, не дай боже,не захлебнулся нечаянно блевотиной. И пошел в свою комнату взять обыкновеннуюрезиновую клизму, крайне необходимую порой при чистке снаряжения.