– Ты расстался с этой девочкой, с Алей? – спрашивает он, снова выпуская дым. Я сжимаю зубы, но потом киваю. – Считаешь, это правильно?

Устало провожу рукой по лицу. Считаю ли я так? Нет. Не знаю. Я сам изрядно запутался и уже не понимаю, что правильно, а что нет.

– Марина ее не примет, – говорю спокойно, – у нее случился нервный срыв от одного упоминания об Але. Я не могу рисковать дочерью. И давать Але ложных надежд тоже не могу. Заставлять ее меня ждать… Когда неизвестно, будет ли что-то… У нее вся жизнь впереди, она кого-нибудь встретит и…

– Ты это себе по утрам как мантру повторяешь? – хмыкает отец жестко, туша окурок. – Чушь это собачья, Ром.

Я усмехаюсь, складывая на груди руки.

– Ну а что ты предлагаешь?

– Это твоя жизнь. И ты имеешь право быть счастливым.

– Я уже попробовал. Бросил Маринку одну, и вот что из этого вышло.

– Ты не сможешь опекать ее всю жизнь, – чеканит отец, а потом голос его смягчается. Он смотрит в темноту ночи. – Думаешь, мы были рады, когда узнали, что Кристина беременна? Что мы хотели тебе такую жену? Нет, не хотели. Но это был твой выбор, и мы с мамой не стали тебе мешать. Человеку нужны свои грабли, а не рассказы о них, так уж он устроен. Задача родителя – научить ребенка быть самостоятельным, потому что рано или поздно он отделится и начнет собственную жизнь. Слышишь меня, Ром? Научить быть самостоятельным, а не пожертвовать своим счастьем.

Развернувшись, он открывает балконную дверь, а я говорю ему в спину:

– Ты же сам говорил, что мне не стоит с ней связываться.

Отец замирает спиной ко мне, а потом поворачивает голову и говорит:

– Она научила тебя любить, Рома. Она, а не мы с мамой. И даже на Марина.

Он уходит, я же остаюсь на балконе. Смотрю в окно, думая над его словами. Знаю, что он прав, в глубине души понимаю, но… Я не могу рисковать Мариной.

Разговор с Алей всплывает в голове, как мутная дрожащая картинка. Я подыскиваю правильные слова, она молчит. Она все время молчала, и это было хуже всего. Я бы хотел, чтобы она кричала, ругалась, послала меня, назвала козлом, не знаю, что угодно. Но она молчала. И в этом ее молчании было столько обреченности, что я терялся и обрывал сам себя на полуслове. А потом она сказала:

– Я все понимаю, Рома. Понимаю. Если ты считаешь, что другого выхода нет… Пусть будет так.

Эти слова откинули нас в разные стороны, и даже если бы мы стояли рядом, то чувствовали себя намного дальше друг от друга, чем было в действительности. Нас разделяли теперь не сотни километров, нас разделяло решение. Принятое решение расстаться.

– Давай только не будем долго прощаться, – сказала она еще. И все, что нам оставалось – несколько скомканных ненужных фраз, брошенных друг другу.

Она отключилась первой. И вместе с ней отключились все эмоции, все силы, которые помогали мне держаться, пока Марина находилась на границе жизни и смерти и выкарабкивалась оттуда. Я честно старался, улыбался, но внутри словно свет погас. По-дурацки звучит, как в дешевом поэтическом тексте, но чувствовал я себя примерно так. И продолжаю чувствовать.

Когда возвращаюсь, застаю отца, рассказывающего Марине веселую историю из прошлого. Даже не слышу их толком, достаю телефон. Я часто кидаю на него взгляд в течение дня, словно жду, что она позвонит или напишет. Хотя знаю, что этого не будет. Кто-кто, а Аля умеет уходить.

Открываю мессенджер и вижу, что она в сети. Несколько секунд гипнотизирую взглядом открытый чат. Что такого, если я просто поздравлю ее с новым годом? И сам этой мысли усмехаюсь. Что такого? Дать ей опять надежду, сделать больно мимолетным появлением в жизни? Ты сделал выбор, Гордеев. Так оставь девочку в покое. Ей тоже надо как-то жить дальше.

Если я просто увижу, что он что-то печатает, даже если не отправит – я ему напишу. Ну а что, просто поздравлю с новым годом, в этом ведь нет ничего такого… Уже заношу палец над клавиатурой, как Рома уходит из сети. Грустно усмехаюсь – не судьба. Поднимаю глаза, отец сидит напротив, смотрит сочувственно. Я не говорила ему об истинных причинах нашего расставания, просто сообщила, что мы с Ромой поговорили и пришли к такому решению. Папа, наверное, не поверил, но лезть не стал.

После окончательного разрыва я как никогда остро ощутила свое одиночество и решила дать нам с отцом еще один шанс. Ну вот так у нас все не просто, что тут скажешь. Но лучше пусть сложно, но есть. Чем вовсе нет.

Потому я согласилась встретить с ним и Кристиной новый год, хотя Глеб с Саввой звали к себе. Решила, лучше сейчас с отцом, друзья детства, слава богу, никуда не денутся, всегда поймут и примут. И даже не осудят, хотя этого я боялась. Им я рассказала всю правду, парни, конечно, обалдели, такого они от меня не ожидали. Но осуждать, как я уже сказала, не стали, поддерживали, как могли.

Я была им благодарна, и сама эту тему старалась не поднимать. Меньше вспоминаешь – быстрее забудется. Конечно, это только утешение, но оно было мне нужно. Хоть какое-то. А потом узнала, что Диму избили. Догадаться, кто, было несложно. У нас вышел с братьями серьезный разговор, но толку-то? Дело уже сделано, и они не жалеют об этом.

Я боялась только последствий, вдруг Дима решит ответить, но нет, все было спокойно. Кажется, он благоразумно решил оставить нас всех в покое. Наконец-то.

Кристина сегодня в благодушном настроении, думаю, виной тому несколько бокалов шампанского. Впрочем, так лучше, чем обычный высокомерный вид. Женщина немного сдала, видимо, из-за потери ребенка. Если в последнюю нашу встречу она мне казалась хоть и взрослой, но привлекающей внимание, то сейчас то и дело бросаются в глаза морщинки, опущенные уголки губ, и, наверное, взгляд выдает.

Еще через полчаса я решаю пойти спать. Я бы в принципе не праздновала, но отец настойчиво звал к себе, вот и согласилась.

– Давай покажу комнату, – встает вдруг Кристина, чем удивляет, кажется, даже отца. Он не протестует, но следит взглядом, как мы выходим из-за стола. Следую за женщиной, вместе заходим в небольшую уютную комнату с кроватью, тумбочкой и узким шкафом.

– Белье я застелила, – говорит Кристина, прикрывая дверь.

– Спасибо большое.

Присаживаюсь на край кровати, Кристина стоит, глядя на меня. Усмехается чему-то, качая головой, подойдя, присаживается на край тумбочки.

– Я знаю, что не нравлюсь тебе, ну я вообще редко женщинам нравлюсь, так что привыкла… Но я люблю твоего отца. Правда, люблю.

Если сначала я остолбенела от таких откровений, то сейчас и вовсе не нахожу слов.

– Ты не обязана передо мной объясняться, – начинаю говорить, но Кристина перебивает:

– Я просто хочу, чтобы ты… Чтобы знала, как есть. Я не любила его тогда, когда мы познакомились. Полюбила только несколько лет назад, когда мы снова встретились в этом городе, – я молчу, не зная, что сказать, немного сидим в тишине, а потом Кристина выдает, разглядывая свои руки: – Рому я тоже не любила. Рассчитывала на короткий роман с красивым парнем, а не на все то, что вышло потом.