— Я много думала о том нашем разговоре, маркиза, — осторожно сказала Генриетта и тут же заметила вспыхнувший в глазах женщины интерес.

— В самом деле, донья Драммонд?

Так что же она успела прочитать? Что-то об ожидаемом прибытии к испанскому двору посланника парламента… Неужели это представляет какой-то интерес? Но почему? Вероятно, король Испании уже знает об этом, тогда почему он хочет услышать это от Дэниела?

— Меня удивляет, как посыльные короля Карла ухитряются доставлять депеши в столь отдаленные места, — осторожно сказала Генриетта, потягивая шоколад и чувствуя, как к ней снова возвращается способность быстро соображать.

— Это действительно удивительно, — согласилась гостья. — Можно предположить, что его величество король Карл имеет хороших осведомителей. Я уверена, что ему известно, например, о дипломатической активности убийц его отца… о том, что, возможно, они могу послать сюда своих представителей.

Так вот в чем дело. Испанский двор хочет знать, что известно королю Карлу. Дэниел был недоступен для них, не реагируя ни на прямые вопросы, ни на тонкие намеки, и, пока он таит эти сведения, ему не добиться аудиенции у короля. Король Карл приказал Дэниелу хранить молчание. Вероятно, его величество король Испании желает усилить свое влияние и расширить круг осведомителей в тайне от всех, кроме тех, в чьей верности и поддержке он уверен. Однако король Филипп IV не хочет открываться и ставить какие-либо условия.

— Возможно, парламент стремится добиться признания европейских королевских дворов, — сказала Генриетта уклончиво.

— Да, — прошептала маркиза. — Возможно. А как идут дела у вашего мужа, донья Драммонд?

Генриетта вежливо улыбнулась:

— К сожалению, не так быстро, как он надеялся, мадам. Его величество очень занят в эти дни, и у него нет времени на приемы.

— Ее величество, как все умные жены, часто дает советы своему мужу, дорогая, — осторожно сказала маркиза, — и с большим успехом использует свое влияние. Я уверена, ее можно уговорить посодействовать дону Драммонду.

— Это была бы большая милость со стороны ее величества, — ответила Генриетта. — Я узнала от моего мужа, что король Карл очень озабочен дипломатической активностью парламента. Думаю, он беспокоился бы значительно меньше, если бы представлял, как широко распространяется их деятельность. — Она оторвала нитку от кружевного манжета. — Находясь в изоляции в Гааге, очень трудно узнать, к кому обращались посланники парламента… так говорит мой муж. — Генриетта подняла голову и невинно улыбнулась. — Я знаю, что наш король поручил моему мужу узнать, принял ли или собирается принять его величество король Филипп посланника парламента. Не думаю, что вам это известно, мадам. Не так ли? Если бы я могла передать такую информацию моему мужу, она, по-моему, произвела бы на него впечатление, и, осмелюсь сказать, он стал бы доверять мне гораздо больше.

«И это было бы весьма убедительным доказательством моей преданности мужу», — подумала Генриетта, впервые за последние дни почувствовав удовлетворение. Если король Карл не хочет, чтобы испанцы знали о том, что известно ему, тогда она в какой-то степени будет способствовать тому, чтобы они полностью зашли в тупик. Ее гостья утверждала, что не имеет доступа к такого рода информации, но донья Драммонд прекрасно знала о ее способностях. Поэтому нужно как можно больше у нее выведать, и тогда она сможет помочь Дэниелу.

— Надеюсь, я уже кое-что сделала, — сказала Генриетта вставая, так как гостья собралась уходить.

Маркиза только улыбнулась и кивнула:

— Несмотря на молодость, вы очень умны, дорогая.

— Мне везло на учителей, — многозначительно ответила Генриетта.

Однако приподнятое настроение Гэрри длилось недолго. Гостья ушла, и в доме снова воцарилась жаркая, душная тишина. Она услышала, как вошел Дэниел, и сердце ее болезненно сжалось.

— У тебя была гостья?

— Маркиза Антона, — уныло подтвердила Генриетта. — Я приглашена завтра во дворец.

Дэниел стоял, глядя на нее, а сердце Генриетты рвалось к нему, умоляло улыбнуться, проявить хотя бы немного любви. Где прежний веселый блеск в черных глазах? Выражение его лица не изменилось, когда он подошел к столику, взял графин с хересом и до краев наполнил бокал золотистым вином.

— Я узнал, что Трогтоны покидают Мадрид. Они отправятся по суше до Сан-Себастьяна, а затем сядут на корабль до Франции.

— А когда? — спросила Генриетта.

Он пожал плечами:

— Я слышал, что в конце недели. Это немного неожиданно, но они получили сообщение об уходе корабля из Сан-Себастьяна и решили воспользоваться этим, так как неизвестно, когда будет следующий. Тебе следовало бы навестить госпожу Трогтон и попрощаться с ней.

— Сейчас слишком жарко, чтобы ездить с визитами, — равнодушно сказала она.

— Тем не менее ты не можешь все время сидеть дома, — возразил Дэниел. Странно, Генриетта не предполагала, что ему известно о ее затворничестве. — Кроме того, — продолжал он сухо, — нельзя проявлять неучтивость. Госпожа Трогтон поддерживала тебя, когда мы только приехали. Ты должна повидать ее на прощание.

— Да, — согласилась Генриетта все тем же бесстрастным тоном. — Я навещу ее через день или два. — Она подумала, что сейчас задохнется в этой тяжелой атмосфере, с этим совершенно чужим человеком, поспешно встала и направилась к двери, зажав рот рукой, чтобы не заплакать.

Дэниел вздохнул, когда дверь за ней закрылась, и устало потер вески. Сколько это может продолжаться? Он не мог бесконечно длить наказание, но не мог и простить ее. Его гнев и боль ничуть не ослабли. Возможно, когда они покинут этот город, который теперь стал похож на тюрьму, он почувствует себя по-другому. Тщетность его усилий и униженное положение при испанском дворе раздражали Дэниела и только усиливали разочарование в женщине, которую он считал честной и искренней, несмотря на опрометчивость ее порывов.

Однако два дня спустя королевский канцлер уведомил его, что его величество готов принять неофициального посла короля Карла II на следующий день. Размышляя, что же могло повлиять на столь неожиданное решение, Дэниел вернулся домой в более веселом расположении духа. Сеньора встретила его известием, что сегодня донья Драммонд не покидала постели. Нахмурившись, он поспешил наверх. В спальне шторы на окнах были плотно задернуты, и только узкие полоски света пробивались сквозь щель между ними. Генриетта лежала за спущенным пологом под одеялом в душной темноте.

— Что у тебя болит, Генриетта? — Дэниел откинул полог и взглянул на маленькую свернувшуюся под одеялом фигурку. — Здесь жарко и душно, как в аду!

— У меня болит голова, — пробормотала она. — Отсвета мне хуже.

Дэниел еще больше нахмурился.

— Могу я помочь тебе?

В ответ она только засопела, и Дэниел положил руку ей на лоб. Он был горячим и влажным, и неудивительно при такой жаре в комнате.