– Вот и наступили мрачные времена, – говорил ейДжулиен. – К сожалению, не могу рассказать тебе все, милая моя девочка.Просто не могу решиться на это. Видишь ли, она сожгла все мои книги. Сожгла ихтам, прямо на траве. Уничтожила то, что принадлежало мне. А значит, уничтожилавсю мою жизнь. Поэтому я хочу попросить, чтобы ты кое-что для меня сделала.Чтобы ради меня ты в это верила. Возьми виктролу и унеси ее с собой. Ты должнасохранить ее в память обо мне. Это моя вещь. Я любил ее. Касался ее своимипальцами. Вдохновлял своим духом настолько, насколько это способен сделатьгрешный человек. Храни ее, Эви. Заводи иногда и ставь для меня вальс.

И eще. Прошу тебя, когда настанет момент, передай ее внадежные руки. Тому, кто будет лелеять ее после смерти Мэри-Бет. Дело в том,что Мэри-Бет не может прожить больше меня. Но только держи виктролу подальше отКарлотты. Пусть даже не прикасается к ней. Придет час…

Не договорив, он снова погрузился в печаль. Нет, уж лучше быим было заниматься любовью.

– Я бессилен что-либо сделать, – послепродолжительного молчания продолжал он. – Знаю, что может случиться, ноничего не могу предотвратить. Впрочем, известно мне не больше, чем любомудругому из смертных. Знаешь, что больше всего меня тревожит? Вдруг ад совсемпуст? Что, если там нет тех, кого можно было бы возненавидеть? Вдруг онокажется просто беспросветным мраком? Вроде темной ночи в шотландской деревнеДоннелейт? Если это в самом деле так, то Лэшер вернется из ада.

– Неужели он так и сказал? – изумилась Стелланесколько лет спустя после того, как Джулиен поделился с Эвелин своим мрачнымпредчувствием. А всего через месяц после этого разговора Стеллу застрелили.Веки Стеллы навечно сомкнулись в тысяча девятьсот двадцать девятом году.

Как долго удалось прожить Эвелин после смерти Стеллы!Сколько поколений сменилось с тех пор! Как неузнаваемо изменился мир!

Иногда она находила для себя небольшое утешение в том, чтоее любимая рыжеволосая Мона Мэйфейр ругает модернизм.

– Представляешь, – говорила девочка бабушкеЭвелин, – век почти подходит к концу, а все самое лучшее было изобретено вего начале. Все самые гармоничные и удачные стили были придуманы в первыедвадцать лет. А значит, Стелла была этому свидетелем. Раз она слышала джаз,видела ар-деко и Кандинского, значит, она познала весь двадцатый век. Чтохорошего привнесли в эту жизнь последующие поколения? Ровным счетом ничего.Если бы ты взглянула на всякие новшества в отеле в Майами, то могла быподумать, что они созданы где-то в начале двадцатых. Приблизительно тогда,когда вы со Стеллой путешествовали по Европе.

Да, Мона воистину была утешением Эвелин, и не только каксобеседница.

– Понимаешь, милая. Я ведь вполне могу сбежать в Англиюс этим человеком из Таламаски, – сказала как-то Стелла незадолго до своейсмерти.

При этих словах она даже перестала есть спагетти и застыла свилкой в руке. Казалось, в тот самый миг ей предстояло решить вопрос жизни исмерти, что, собственно говоря, было недалеко от истины, поскольку онанамеревалась сбежать с Первой улицы, скрыться от Лэшера и просить защиты укаких-то подозрительных ученых мужей.

– Послушай, Стелла. Джулиен предупреждал нас насчетэтих людей. Он утверждал, что они и есть те самые алхимики из моегостихотворного пророчества. Говорил, что они еще долго будут причинять нам вред.Стелла, поверь мне. Он сказал это прямо, без каких-либо намеков. Сказал, чтонам с ними вообще нельзя общаться.

– Но этот парень из Таламаски, кто бы он там ни был,собирается выяснить обстоятельства гибели человека, тело которого нашли у насна чердаке. Когда ты Мэйфейр, то можешь безнаказанно убивать, кого тебезаблагорассудится. Нам все сходит с рук. И никто ничего не может толкомобъяснить, – в недоумении пожав плечами, сказала Стелла. А буквально черезмесяц она была убита собственным братом – Лайонелом. Так внезапно оборвалась еежизнь.

Со смертью Стеллы не осталось в живых никого, кому былоизвестно о виктроле или Джулиене, а также о том, что говорилось в спальнеДжулиена Все свидетели сошли в могилу.

Разговор о виктроле Джулиен завел во время своей последнейболезни. Очевидно, потому, что предчувствовал близкий конец. Однако вынести ееиз дома оказалось не так-то просто. Для этого пришлось послать прислугу встоловую, чтобы принести оттуда другую «музыкальную шкатулку», как он всегдаупорно называл ее.

И только после того, как он взял в руки пластинку, которуюсобирался проиграть на полной громкости на большом граммофоне, он велел Эвелинзабрать маленькую виктролу и поскорее уносить ноги. Кроме того, Джулиенпопросил Эвелин все время петь. Просто петь вслух – как будто это играетпластинка. Петь до тех пор, пока она не доберется до своего дома на окраинегорода.

– Боюсь, люди подумают, что я сошла с ума, –мягким тоном предположила она, взглянув при этом на свою шестипалую ладонь – дьявольскийзнак, метку ведьмы.

– Разве тебе не безразлично, что они подумают? –расплывшись в своей коронной улыбке, спросил Джулиен, заводя большой граммофон.Надо сказать, что выглядел Джулиен весьма моложаво, и только когда он спал.,лицо выдавало его истинный возраст.

– Возьми пластинки с моей любимой оперой, –продолжал он. – У меня есть другие. Неси их под мышкой. У тебя этополучится. Унеси их поскорее подальше отсюда, милая. Мне жаль, что я не могувести себя как подобает джентльмену. Не могу помочь тебе это сделать. Будь уменя больше сил, уверяю тебя, я бы непременно отнес этот груз к тебе на чердак.Поэтому ты, когда дойдешь до бульвара, возьми такси. Отдашь водителю деньги. Акогда он довезет тебя до места, попроси, чтобы он помог тебе отнести твоюпоклажу в дом.

И Эвелин запела свою песню. Сначала она пела в унисон сбольшим граммофоном, потом одна. Она, как ей было велено, пела неостанавливаясь, на протяжении всего пути, пока выносила маленькую музыкальнуюшкатулку из злополучного дома.

Потом она вышла на улицу, продолжая тащить своюдрагоценность, свою святыню, подобно юноше, несущему службу у алтаря.

Эвелин несла ее до тех пор, пока руки не занемели от болитак, что она не могла дальше двигаться. Ей пришлось присесть прямо на крайтротуара на углу Притании и Четвертой улицы. Упершись локтями в колени, онапозволила себе немного отдохнуть. Мимо проносились машины. Наконец онаостановила такси, возможно, несколько неумело, потому что делала это первый разв жизни, а когда ее довезли до места, попросила водителя за пять долларов,которые дал ей Джулиен, отнести виктролу в дом.

– Спасибо, мадам! – поблагодарил ее довольныйшофер.