— Ты уверен? — уточнил Тати.

Боец мелко кивнул.

— Уверен, Великий. Чужака сложно с кем-то спутать. И скакали они галопом, не жалея лошадей. Направились на северо-восток.

Тати так стиснул зубы, что те едва не захрустели. Покинуть поле боя — худшее преступление. Трусость для келандца непозволительная роскошь. А, кроме того, что он сам сбежал, бросив клан и Гатиса, так и увлек за собой его дочь. Ну и самое главное — он так и не получил его разрешения пройти к Храму Пустоты.

— Позови братьев, живо, — скомандовал Тати.

Он отправит винефиков по их следу, с хорошим отрядом. Они вернут домой его дочь и, если получится, принесут голову чужака. Винати и Вирати сделали выводы из первого боя с печатником, тренировались вместе с ним, чтобы понять, как победить, если потребуется. И они сказали, что полностью уверены в своих силах.

Когда воин, мелко дернув подбородком, убежал выполнять его указание, Тати еще раз посмотрел на тело своего друга Гатиса.

— Твои предки гордятся тобой, мой альрафи, — тихо сказал Шаз, сжимая кулаки.

Не стоило печатнику так злить его, не стоило. Теперь он заплатит за это собственной кровью.

* * *

Мы шли на север уже две недели. Без припасов, утвари, даже теплой одежды. Если бы не Витати, с ее навыком выживания в Степи, я бы тут и сгинул, но винефик делала все для того, чтобы мы добрались к цели нашего путешествия.

Геора показала нам, насколько мы слабы и беззащитны, что перед ней, что перед Эдриасом. Я даже не был уверен, поможет ли мне камень рун в борьбе с пришлым магом. Но одно я знал точно — они не всесильны. Для того чтобы переселиться в другое тело, Эдриасу потребовалось уничтожить камень Малтора, а значит, сила камня невероятно велика. На этой слепой вере и держалась моя уверенность в том, что все жертвы, что мы принесли раньше и приносили сейчас — не зря.

Из всех благ, что могли понадобиться во время перехода, у нас был только короткий плащ Витати, что остался притороченным к седлу ее лошади, пара тяжелых сабель, небольшой полупустой бурдюк с водой, да моя магия. Сказать, что ушли мы налегке — не сказать ничего. Даже в конную прогулку по пригородам Шамограда, когда я только учился ездить на лошади, мы брали с собой больше, чем у нас было сейчас.

К концу первой недели, когда мы в конец оголодали, было принято решение зарезать моего коня. Животное устало, а скудная пища, которую нам удавалось раздобыть, совсем не насыщала. Особенно плохо было винефику, ведь меня подпитывала еще и сила осколков. А вот Витати, которая сначала держалась вполне достойно, с каждым днем становилась все слабее. Так что коня мы пустили на мясо, а из его шкуры с помощью сабли и силы осколков я смастерил нам несколько грубых жилеток — прикрыть спины от стылого степного ветра. Чтобы оприходовать нашу жертву, нам пришлось на пару дней задержаться на одном месте. Витати передохнула, перевел дух и я. Мы плотно поели свеженины, а оставшиеся лучшие куски мяса закоптили в самодельной печи, слепленной из грязи, камней и печатей Ур. Остальное я сжег в огне руны Тир, чтобы не донимал трупный запах и мухи.

А потом мы продолжили путь. В основном шел я — сила осколков камня подпитывала меня изнутри, да и шаг у меня был длиннее, чем у Витати, хотя время от времени мы менялись, но я не позволял себе слишком долго нежиться в седле. Ночами же я выдалбливал нам в земле степи небольшое укрытие, используя для этого дикие щиты. Это давало нам хоть какую-то защиту от ветра, но спать все равно приходилось, плотно прижавшись друг к другу, пытаясь уместиться под мелким плащом.

Время от времени меня подмывало пустить в ход магию осколков, чтобы, например, переделать плащ, но перед глазами моментально вставала фигура старика Йеши, который предупреждал меня об опасности этого занятия. Я и так прыгнул выше головы тогда, у позорного столба, когда вволю поиздевался над собственным телом и каналами. Витати же, не до конца понимая, на что я способен с помощью осколков, пребывала в блаженном неведении.

Когда начались холмы, мне повезло нарваться на довольно крупный камень, из которого я щитами высек небольшую чашу, достаточную, чтобы обварить в ней пару кусков конины на ужин, ибо жевать ее закопченной не было никаких сил. С топливом тоже были проблемы — мы обламывали каждый мелкий кустарник, что попадался на нашем пути, но по вечерам все равно приходилось нарывать сухой травы, чтобы развести хотя бы маленький костерок. Немного спасало то, что я мог использовать печать Ман для разогрева каменной чаши, но силы магического света хватало ненадолго, а руна Тир просто испортила бы нашу самодельную посуду.

— Скоро можно будет ставить мясо, — тихо сказала Витати, пошевеливая ветки в яме походного костра.

В последние дни степь стала преображаться, постепенно переходя в предгорное малолесье, так что одинокие кустарники или даже мелкие деревца стали попадаться значительно чаще. Не приходилось больше извращаться с печатной магией.

— Сколько нам осталось? — спросил я.

Винефик только пожала плечами. Я нечасто задавал этот вопрос, но чем ближе были горы, что уже виднелись на горизонте, тем меньше терпения у меня оставалось.

— Неделя, может две. Смотря как будем двигаться, — сказала девушка.

На разговоры сил не оставалось. Все уходило на то, чтобы переставлять ноги, держаться в седле, и постоянно искать топливо для костра. Весна, что наступала полным ходом, здесь целиком и полностью нивелировалась близостью гор. Незаметно, но мы поднимались, все выше и выше. Стала появляться кое-какая живность, в лице сусликов и кроликов, но на охоту просто не было времени. Мы просто шли вперед.

Витати не говорила об этом, но я видел, что девушка терзается тем, что произошло на поле боя, тем, что она испугалась Георы. Я не мог винить ее в этом — я-то отдаленно понимал, с кем имею дело — но винефику от моего знания легче не становилось. А собственная гордость не позволяла келандке смириться с тем, что она, обученный винефик белых рун, практически идеальный и неуязвимый убийца магов, спасовала перед волшебницей. И внутреннему голосу Витати было плевать, что Геора даже не из этого мира — воспитание давило на нее, словно огромный пресс, выжимая силы и радость от того, что мы оба остались живы.

Меня