Мира с Уильямом взяли по факелу и нырнули во тьму, чуть отступившую в ровном свете огненных языков. Мэзер глубоко вздохнул. Он ждал, пока свет факелов Миры и Уильяма не поглотит темнота. Никто из них не кричал и не звал на помощь. Мэзер расправил плечи и подошел к центральной двери. Свет задрожал, когда он снял со стены факел. Пальцы обдало теплом, и Мэзер подивился, как факел за столько лет не сгорел.

Он ступил в узкий проход. Возвышающиеся вокруг стены не доходили до потолка, но были достаточно высоки, чтобы он не мог забраться по ним. Пол покрывал толстый слой пыли и каменной крошки.

Мэзер сделал всего два шага вперед, когда его спину обдало волной воздуха. Он выдернул из ремня нож и, пригнувшись, обернулся. Его взгляд заметался по стене.

Дверь, ведущая в помещение, куда их выкинул туннель, исчезла. Мэзер ударил плечом в образовавшуюся стену, уже зная наверняка, что та не поддастся. В этом испытании их действительно хотели разделить. Факел в руке ярко полыхнул, когда Мэзер резко повернулся лицом к проходу. Теперь оставалось идти только вперед.

Чем дальше он углублялся в лабиринт, тем меньше осторожничал. Время от времени проход поворачивал то вправо, то влево, иногда разветвляясь. Если Мэзер выбирал не тот путь, то оказывался в тупике и ему приходилось возвращаться. В тупик он упирался уже в пятый раз.

Теперь ясно, почему Мира волновалась за него. Ему всегда трудно давались задания, которые требовали терпения, рассудительности и ясного ума. Мира пройдет это испытание запросто. Как и Уильям. Наверное, они оба уже ждут его, куда бы там их ни вывели туннели. Здорово. Он пришел в лабиринт спасти Миру, а спасать придется его самого.

Мэзер вернулся на развилку, где повернул не туда. Нет… он пройдет этот гребаный лабиринт. И когда-нибудь будет рассказывать о нем детям, как о простом приключении.

В том месте, где он повернул налево, Мэзер вырезал ножом на левой стене «X». Если он пройдет тут опять, то поймет, что ходит кругами и в следующий раз повернет направо. Через несколько шагов он вырезал еще один знак. Тут развилка предлагала идти не только вправо и влево, но и прямо. Он повернул направо. Вырезал «X».

Мэзер поправил на груди кожаный доспех. Мечи терли спину. По позвоночнику и лицу тек пот. Он отбросил назад влажные, испачканные волосы, вырезал знак и снова повернул направо. Очередная развилка. Мэзер выскреб на стене «X», повернул налево и… застонал, уставившись на свой же знак. Он ходит кругами. Мэзер вернулся на развилку и свернул в правый коридор. Остановился и дрожащей рукой вырезал «X». Направо, направо, налево, прямо…

Он вышел на развилку, на всех стенах которой был вырезан его знак.

— Проклятье!

Мэзер пустился бежать. Прямо, налево, прямо, практически по прямой. Больше он ходить кругами не будет, больше не будет никуда поворачивать, если есть прямой путь.

И опять — развилка с его знаками на всех стенах. Если лабиринт играет с ним…

Мэзер бросил факел на землю. Пламя вспыхнуло, но не потухло. Он совершенно не подумал о том, что мог остаться в полной темноте. Он вообще ни о чем не думал, кроме простирающейся за светом факела пустоты, кроме обступивших его словно в насмешку стен. Стены могут насмехаться? Эти — могут. И Мэзер бросился на ближайшую из них. Он мог поклясться, что слышит ее смех.

Мэзер заскреб по камню ножом, пытаясь вырезать опору для ноги. А над ней — еще одну, и еще одну, и еще. Он медленно вырезал себе путь наверх. Мэзер был уже в метре от вершины стены, оставалось сделать всего одну опору, и тогда он заберется наверх и увидит весь лабиринт… во всяком случае, насколько это позволит свет факела. Но стоило ему сделать глубокую зарубку, как стена… задрожала.

Мэзер замер, уперев носки сапог в выемки и вцепившись обеими руками за воткнутый в стену нож. По стене опять прошла дрожь, на этот раз более сильная, и все сделанные Мэзером зарубки исчезли. Он повис на единственной опоре — ноже, скребя ногами по гладкой поверхности. Но и его стена вытолкнула из себя, точно тетива стрелу. Мэзер упал с высоты прямо на… факел. Огонь с шипением погас, и лабиринт погрузился во тьму.

Мэзер думал, что знает, что такое темнота. В Ранийских прериях, когда в безлунные ночи они разжигали костры, это слово обрело для него новое значение. Он помнил, как стоял на границе лагеря, с трудом перебарывая неприятное ощущение: ему казалось, что он ослеп и при этом окружен со всех сторон. Враг мог быть прямо у него под носом, но он не видел его, как бы ни вглядывался во тьму. Вот чего он боялся больше всего — не заметить угрожающей опасности. Так было с Мирой.

Мэзер вскочил на ноги с клинками в обеих руках, вслушиваясь в окружающую темноту. Мысли о Мире побуждали немедленно действовать. Да, так было с Мирой. Даже лежа с ней ночью, даже целуя и обнимая ее, он не видел угрожающей ей опасности. Он не мог ее защитить. Он не мог ее защитить.

Мэзер взрезал клинками темноту, пытаясь убить невидимого врага.

— Проклятье! — закричал он, ударившись о стену плечом. — Проклятье!

Развернулся и мазнул клинками по воздуху. По нему градом лился пот.

Если он не выберется отсюда, то не сможет ее защитить. Она отправится на следующее испытание с Уильямом, и он позволит ей умереть. Мира найдет свою погибель в руках врага, которого Мэзер не видит, который притаился во тьме и алчно ждет ее, желая уничтожить самую лучшую часть его жизни.

— Нет! — Один из клинков зацепился за стену, выпал из его руки и со стуком исчез в темноте. Мышцы ныли, в горле пересохло от жажды, и Мэзер привалился к стене, упершись лбом в грязный камень.

Нет. Она не умрет. Она не умрет. Он спасет ее. Выберется отсюда… проклятье, он обязательно выберется отсюда…

Мэзер опустился, ударившись коленями об пол. Он не ощущал такой беспомощности, даже когда Миру схватил Ирод. Что-то в этом месте, в этой тьме, в угрозе потерять Миру обострило все его чувства, страхи и сомнения. Его раздирал гнев. Ему хотелось рвать и метать.

«Ты не отличаешься смирением», — раздался голос.

Мэзер выдохнул, и покрывающая его лицо пыль взлетела облачком.

«Это испытание на смирение. Ты не отличаешься смирением».

— Мира! — Он поднялся и заковылял вперед. — Мира…

Остановился.

Это не Мира… Она сказала ему эти слова перед тем, как они разделились. Мэзер сделал несколько успокаивающих вдохов. У него галлюцинации? Испытание на смирение. Лабиринт задуман так, чтобы к магическому источнику вышли только достойные. Смириться — значит осознать свою слабость и признать… поражение. Инстинктивная реакция на подобную мысль: «Никогда!» Признать, что он на что-то не способен, особенно когда дело касается Миры — это пойти против самого себя, своей сути. Нет… он придумает, как отсюда выбраться. Он найдет другой путь. Он спасет Миру. Мэзер опять упал на колени, уронив руки. Смирение.

— Я не могу… — начал он решительно. Но он мог. Если бы он старался усерднее, если бы мог забраться на эти треклятые стены. Если бы, если бы, если бы…