Вытянув перед собой ноги и опершись спиной о диван, парень чувствует себя, как дома, хотя я не могу припомнить, спрашивал ли он разрешения составить нам компанию.

Сердце сжимается, когда вижу румянец на бледных щеках сестры и слышу ее заливистый смех.

Черт возьми, я бы не отказалась доплачивать ему за услуги аниматора, но боюсь, что это перегрузит его и без того перегруженный день.

— Что такое бонусы? — лепечет Рита, водя по джойстику маленькими пальцами.

— Ты не играла в икс-бокс? — интересуется Эмин, посмотрев на нее.

Это больно коляет мое самолюбие, ведь я точно знаю, что не играла.

— Во что? — переспрашивает она, поднимая на него голубые наивные глаза.

— Да не важно, — откашливается он. — Бонусами можно сбросить противника с трассы. Вот… так…

Еще один приступ веселья, который вызывает у меня рваный вздох.

По крайней мере она перестала жаться ко мне, безмолвно округляя глаза на каждом шагу, и даже съела бутерброд из странной нам обоим эко-колбасы. Рюкзак с ее вещами набит фломастерами и всяким бесполезным хламом и это… полная херня! То, что моя мачеха даже не удосужилась проследить за тем, чтобы вместо фломастеров Рита положила в рюкзак запасную одежду.

Сжав в кулак руку, перевожу глаза на Ксюшу, которая делает селфи на фоне панорамы города, а когда подходит ко мне, с кислым скепсисом спрашивает:

— Может он еще и на трубе играет?

Обмакнув в кетчупе палец, бросает взгляд через плечо.

— Может спросишь у него сама? — предлагаю подруге.

— Пф-ф-ф… — отмахивается. — Хронические первосвиданцы меня больше не интересуют. Давай я? — забирает у меня разделочную доску.

— Как ты определила? — улыбаюсь.

— По звездам, — закатывает она глаза.

Хихикнув, смотрю на часы.

— Я отойду на минутку, закончишь, ладно? — прошу, обходя барную стойку.

Закинув в рот кусок сыра, Ксюша кивает.

То, что за все время пребывания здесь, в апартаментах, Ксюша не задала ни одного уточняющего вопроса по поводу моего положения, делает ее самой лучшей подругой на свете. Каким-то образом она сразу поняла, что обсуждать свою личную жизнь я ни с кем не привыкла и не хочу начинать. Может быть я просто напросто скрытная, но я далеко не самый скрытный человек на свете!

Пройдя мимо Эмина и Риты, забираю из комнаты ноутбук и закрываюсь вместе с ним в кабинете. По центру сдержанный рабочий стол, смотрящий на город. Максимальное отсутствие мебели не смущает, ведь здесь все невообразимо продуманное.

Усевшись за пустой широкий стол, обтираю о джинсы вспотевшие ладони.

Я почти не сомневаюсь в том, что вести переговоры с Романом Гецем самая зубодробильная вещь на свете даже для святого, но выхода у меня все равно нет.

Ещё вчера доступ к ноутбуку стал открытым, поэтому без ввода пароля загружаю видео-сервис и принимаюсь ждать, борясь с внутренним волнением.

Сгущающиеся за окном сумерки и хитрая подсветка с двух сторон создают неожиданный эффект, будто эта комната парит в воздухе. С учетом того, что сюда не проникают ни звуки, ни запахи, эффект и правда впечатляющий. Настолько, что прикрыв глаза, я почти засыпаю в глубоком кожаном кресле, но через секунду подскакиваю от входящего видеозвонка.

Щелкнув по кнопке, зажимаю ладони между колен, с волнением ожидая, пока экранные пиксели сложатся в четкую картинку.

От увиденного непроизвольно облизываю губы.

Скатившись в кресле и откинувшись на спинку, Рома смотрит на меня с той стороны.

На нем белая рубашка и галстук с небрежно ослабленным узлом. Во мне запускается чертовски знакомая реакция — шевеления в том участке мозга, который отвечает за мою похоть! Ведь этот официальный дресс-код идет ему так, что хочется на него вскарабкаться и просто… черт, его отыметь.

Его запах фантомом пробирается в нос. Запах его кожи и его парфюма.

Я соскучилась, и это просто, твою мать, невыносимо…

Когда он подносит к губам хрустальный стакан с янтарной жидкостью внутри, вижу, что рукава рубашки закатаны до локтей, а запястье украшают классические часы с кожаным ремнем.

— Привет… — говорю тихо.

— И тебе, — делает еще один глоток и перекатывает во рту виски, немного скривив губы.

— Как прошел твой день? — спрашиваю, вздохнув.

— Продуктивно. Что насчет тебя?

Не зная, с чего начать, начинаю с главного:

— Я успела сдать кое-какие анализы. В общем… с ним все хорошо. Он… крошечный, но он уже сводит меня с ума… — вздыхаю, не зная, как объяснить ему все то, что чувствует мое тело и мой разум.

— Я не эксперт, но, насколько знаю, дальше тебя ожидают куда более впечатляющие вещи, — замечает он.

Из моего тела выйдет трехкилограммовый младенец… это действительно куда более впечатляющая вещь, черт возьми!

Запрокинув голову, смеюсь этой логике, а когда снова смотрю на Рому, его губы улыбаются.

Повисшая пауза не мешает мне наслаждаться каждой секундой.

Поставив стакан на стол, Рома подается вперед, ближе к монитору. Кладет на стол локти и прижимается губами к сплетенным пальцам.

— Я соскучилась, — сознаюсь, не имея желания скрывать это.

Не трудясь объявлять солидарность моим чувствам, он сообщает:

— Ты знаешь, что делать: аэропорт, самолет и так далее.

Это звучит ужасно просто, но в моей жизни нет ничего простого.

Мне снова хочется орать!

— Я не приеду через две недели, — смотрю на него исподлобья, пытаясь угадать настроение.

Его молчание продолжается пять секунд, но даже яркий искусственный свет, заливающий его лицо, мне не помощник.

— Звучит как факт, — не шелохнувшись, произносит наконец-то.

— Это… факт.

— Поясни, — предлагает любезно, но это звучит как издевка.

Я… черт… я не имею ни малейшего понятия во что ввязываюсь и что от меня потребуется, чтобы забрать себе сестру. Может быть, лететь туда, откуда я сбежала и поклялась никогда не возвращаться. Я не знаю! Но убедительно говорю:

— Я собираюсь оформить опеку над сестрой. Я не могу вернуть ее назад. Я хочу, чтобы она осталась со мной. Там… — даже вскользь я не могу назвать то место своим домом. — Там до нее никому никакого дела. Я… не отдам ее. Она останется со мной, — повторяю, прекрасно понимая, что говоря “со мной” я имею ввиду “с нами”.

Смотрящие на меня глаза кажутся неподвижными, но даже через монитор я вижу, что Рома неторопливо перерабатывает информацию.

Боясь этой паузы, набираю в легкие еще воздуха, чтобы сообщить: