— Пф-ф-ф… — проведя ладонями по волосам, он вдруг выпрямляется.

Впившись глазами в монитор и склонив набок голову, задумчиво кривит губы.

Это выражение его лица знакомо мне слишком хорошо, черт возьми! Оно и эти черти в его умных глазах, которых не может украсть даже бездушный жидко-кристаллический экран.

Все это знакомо мне слишком хорошо для того, чтобы тело окатило горячей волной с головы до ног.

— Сними футболку, — тянет, откинув голову.

В его компании я проделывала много чего и почти не сомневаюсь в том, чего он захочет сейчас. Тем не менее, не шевелясь, решаю уточнить:

— Ты хочешь… увидеть мой оргазм?

— Мне немного жаль того, кто не видел твоих оргазмов, — заявляет, снова разваливаясь на стуле и забрасывая за голову сцепленные в замок руки.

Его слова выбивают из меня скептический смешок.

Если это комплимент, то очень в его стиле.

— Дело в том, — говорю, глядя на него исподлобья. — Что кроме тебя их никто и не видел.

— То есть? — спрашивает, озадаченно сдвинув брови.

Уже жалея о том, что завела эту тему, кусаю губы. Озадаченность на его лице сменяет вопрос, который он озвучивает тут же:

— Ты кончала только со мной?

— Теперь ты будешь собой гордиться? — смотрю на него хмуро.

— Я похож на идиота?

— Нет… — говорю тихо, опуская глаза. — Ты был с кем-то после меня? — решаюсь спросить то, что не давало покоя так же, как и другие мысли в моей безумной голове.

В последние дни она рождала их в таком количестве, что должна была задымиться.

— Это важно? — спрашивает он.

Подняв глаза, зажимаю в кулаке край футболки.

Расслабив все до единой мышцы своего породистого лица, Рома смотрит на меня бесстрастно, совершенно точно не собираясь давать подсказок в ответе на свой вопрос. Кажется, ставить меня в тупик — его любимое занятие.

Возможно, в масштабах вселенной ответ на мой вопрос не имеет никакого значения.

Возможно, мне вообще не стоило спрашивать, потому что еще неделю назад я не имела никакого права требовать от него “верности”.

Может быть, я и сейчас его не имею? Ведь в наших отношениях, какими бы они ни были, последнее слово всегда будет за ним.

Разве не это он объяснил еще в тот день, когда сделал мне ребенка?!

Если он был с другой, это… будет больно, но не смертельно…

Он выбрал меня, но это не значит, что мне не больно. И я хочу, чтобы он об этом знал.

— Это… — прогнав из голоса предательскую хрипоту, пытаюсь не выдать диссонанса своих мыслей. — Важно, — итожу, глядя на него упрямо. — Но я ведь мало что решаю, да?

Если я и пыталась сделать это вызовом, то не вышло, ведь ответа на этот вопрос я боюсь даже больше, чем на предыдущий. Ответив на него он установит наши границы, и я не сомневаюсь в том, что сделает он это без каких-либо колебаний.

К моему удивлению, его красивый рот вдруг улыбается.

Уголки расходятся в стороны, стирая с лица безучастную расслабленность.

Глядя на него с подозрением, складываю на груди руки.

Выждав, пока за его спиной стихнет грохот, размеренно заявляет:

— После тебя я трахал только свой кулак. Это приятно, но не идет ни в какое сравнение с тем, чтобы трахать тебя. Если прямо сейчас ты хочешь померяться со мной яйцами, можем продолжить этот разговор, решение за тобой.

Делаю медленный вдох, пропуская его слова через себя вместе с воздухом, но вместо бразильского карнавала в душе расцветает желание заорать.

Вдыхаю так, что раздуваются крылья носа.

Продолжить этот разговор, все равно что прогуляться по минному полю. Кажется, я не готова к установке границ. Если когда-нибудь… когда-нибудь, черт возьми, я всерьез буду готова “помериться с ним яйцами”, на эту планету свалится комета или чертов астероид!

Впившись глазами в его лицо, считаю до десяти, в надежде, что это поможет понять, как я могу одновременно любить этого мужчину, и не представлять, как у меня это выходит?!

Любить его — это самое опрометчивое решение в моей жизни, но я… кажется, я уже не сомневаюсь в том, что никогда об этом, черт возьми, не пожалею.

Сжав зубы, резко убираю с колен ноутбук.

Встав перед ним на колени, стягиваю футболку, оставаясь в боксерах, которые держатся на моих бедрах только за счет резинки серебристого цвета, которая начинается прямо под моим пупком.

Когда отбрасываю за спину волосы и опускаю попу на пятки, получаю самый бесценный подарок этого дня. Бесценный, потому что лицо господина Геца в отсветах грозы и приглушенного освещения окружающей его комнаты принимает вид глуповатого удивления.

Опустив руки вдоль тела, кладу ладони на бедра.

Внизу экрана на маленьком квадратике изображения вижу себя, и даже в уменьшенном варианте это выглядит пошло. Я никогда не делала ничего подобного, но ведь расширять мои горизонты — любимое его занятие, и я не уверена, что чувствовала бы себя комфортно, если бы, чисто гипотетически, на той стороне находился какой-то другой мужчина.

Прохладный воздух комнаты обдувает мою разгоряченную кожу и соски твердеют сами собой. Это вновь запускает бурление крови в венах и, кажется, не только в моих, потому что Рома вдруг начинает ерзать на стуле.

— Нравится? — провожу кончиками пальцев между своих потяжелевших грудей до самого пупка.

— Впечатляет, — бормочет Рома.

Запрокинув голову, смеюсь.

Он не разделяет моего веселья, постукивая по столу пальцем.

— Я не знаю, что делать, — сдаюсь, заправляя за уши волосы. — В смысле, что я должна делать…

— Думаю, для начала ты должна расслабиться, — предполагает.

— Так написано в твоей инструкции? — фыркаю я.

— На этот случай у меня инструкции нет, — протирает лицо ладонями.

— Неужели? — поддеваю его.

— Нам она не нужна, волчонок, — итожит, выпрямляется. — Просто расслабься.

Забросив за голову руку, стягивает с себя футболку и отбрасывает ее в сторону.

Вид его голого торса, заставляет ерзать меня, а когда он наклоняет камеру, глотаю слюну, потому что кадр заполняет его мускулистый плоский живот и приличный бугор под белой резинкой боксеров и шорт, в которые он одет.

Внутри все пульсирует и сжимается, словно я готовлюсь принять мужчину, только это не так. От этого затеянная игра кажется мне издевательски жестокой.