Качемовым, последний предложил еще одного мастерового из колесного цеха, некоего Кравцова, и четверо товарищей поехали, получив от Михайлова командировочные деньги на дорогу от имени комитета.

Так же, как в первый раз с Сигизмундом, Матвей приехал с товарищами в одиннадцать часов утра. Но теперь было значительно холодней и провести день на дворе нечего было и думать. Ребята разбились на пары — Матвей с Качемовым, а Илья с Кравцовым пошли путешествовать по трактирам и бродить по станции, поселку и полотну железной дороги, чтобы убить время, условившись вечером снова встретиться возле одного из домов поселка.

Когда они вечером сошлись, то у Матвея уже созрел план, не откладывая дела в долгий ящик, немедленно итти к мастерским, дождаться возле проходной будки, пока рабочие начнут выходить с работы, и здесь же под воротами устроить летучий митинг.

Этот план был принят, и мастеровые направились на станцию.

За несколько минут до гудка все они были под воротами мастерских.

Вот и гудок. Еще пол-минуты, и в дверях проходной показались две ленты рабочих.

— Товарищи! Стойте, не расходитесь. Мы от ростовских стачечников. Товарищи, стойте! Стойте!

Качемов стал на скамью возле ворот и выкрикивал рабочим, чтобы они остановились, а Матвей, Илья и Кравцов загородили им дорогу и сдерживали тех, кто хотел уйти, не понимая причины происходящей задержки.

Рабочие сначала растерянно, а затем заинтересованно окружили скамью, на которой стоял Качемов, взволнованно размахивая руками и крича, чтобы мастеровые не расходились.

Матвей взобрался рядом с ним на скамью и толчком заставил товарища замолчать. Затем он взмахнул снятой с головы шапкой рабочим.

— Товарищи! Вот уже две недели почти, как наши мастерские в Ростове не работают... — смело и звонко крикнул он толпе, волнуя ее своим подъемом. — К нам присоединились пекаря, табачники, целый ряд заводов. Мы забастовали, так как у нас в мастерских дело дошло до того, что мастера уже начинают лезть к рабочим с зуботычинами. Мы выставили требования, чтобы рабочих не считали хуже собак, а относились к ним по-человечески. Вместо того, чтобы хоть рассмотреть наши требования, нас начали арестовывать, и теперь по всему Темернику появилось столько войска, что с ним можно смело итти покорять Турцию и завоевать какое-нибудь новое государство. Может-быть не сегодня, так завтра эти войска уже начнут рубить нас, когда мы покажемся за ворота, чтобы поговорить друг с другом. И вот мастеровые ростовских мастерских прислали нас к вам спросить вас: — что же, товарищи, знаете вы обо всем, что у нас делается? Будете ли вы работать на одного нашего хозяина, правление Владикавказской железной дороги, если вы знаете, что ваш заработок обеспечивается тем, что нас, может-быть, завтра же расстреляют? Без крайней необходимости, товарищи, мы не хотели вовлекать вас в нашу борьбу, мы с самого начала думали, что обойдемся без вашей помощи. Но теперь, когда уже весь Ростов знает, что к нам прислали казаков, чтобы расстрелять нас, мы решили обратиться к вам. И вот мы много говорить не будем, а только спросим вас, за нас вы, товарищи, или против нас? Отвечайте. Если вы за то, чтобы нас разгромили, то вы и не кряхтите, как-будто вы ничего не знаете, а прямо скажите нам, что вы нам не товарищи и мы повезем ваш ответ ростовским рабочим. Если же вы за нас, то тогда нечего и говорить, а надо собраться бросить работу и сказать, что громить нужно не только ростовских рабочих, а также и тихорецких, а, может-быть, по всей линии. Посмотрим, что из этого выйдет. Отвечайте, товарищи, — что же нам передать в Ростове?

Еще прежде, чем кончил призывную и неожиданно страстную, заставившую заволноваться рабочих, речь Матвей, рядом с ним на скамье оказался какой-то местный мастеровой, который, не дав рассеяться впечатлению от речи юноши, принял брошенный им рабочей толпе вызов:

— Товарищи! Я из механического цеха, токарь. Мы такие же мастеровые, как и рабочие в ростовских мастерских. Сегодня против них прислали войско, а завтра и нас будут поливать свинцом. Что же, разве мы не присоединимся к своим товарищам? Давайте крикнем на всю дорогу: долой кровопийц! Кто за стачку, товарищи, кричите ура, чтобы ростовские товарищи знали, что мы выступаем для их поддержки. Ура, товарищи!

— Ура! Стачка! Стачка! Долой самодержавие! Долой правление! Да здравствуют ростовские мастеровые!

Матвей и говоривший тихоречанин одновременно соскочили со скамьи. Возле них очутился Соколов, схвативший за руку говорившего токаря.

— Молодец, Паня, — обратился он к нему, — ты как-будто только и делал до сих пор, что бунтовал рабочих. В исходе сомневаться теперь не приходится, стачка несомненно начнется. Но нужно будет чтобы вы на всякий случай на день у нас остались, товарищ, — обратился он к Матвею.

— Я не один, — указал Матвей на своих спутников, — а затем мне негде ночь провести.

Соколов поздоровался с Качемовым и остальными.

— Вашим товарищам самое лучшее сейчас уезжать. Я думаю, что мы теперь одни обойдемся. Но на всякий случай вы один пробудете еще день — другой здесь. Остальные пусть едут, а вас мы устроим у одного паренька на ночевку.

Матвей обменялся мнением по поводу предложения Соколова со своими спутниками и согласился. Все направились в поселок, где Матвей простился с товарищами, уходившими на станцию, а его Соколов повел на квартиру к одному рабочему до следующего дня. Но, как и предполагал Соколов, надобность в личном присутствии кого-нибудь из представителей ростовских стачечников скоро миновала. Тихоречане, несмотря на воскресный день, помитинговали по казармам, выработали требования и разошлись до понедельника. В понедельник Матвей убедился, что рабочие, придя в мастерские, немедленно покинули их, и начали, таким образом, стачку. Он достал копию предъявленных- рабочими администрации требований и выехал из Тихорецкой, при чем Соколов снабдил его бесплатным железнодорожным билетом и порекомендовал ему до прибытия поезда скрыться между вагонами и сзади них сесть в поезд, совсем не показываясь на платформе.

Все это Матвей аккуратно выполнил. Но возвратился он, когда в Ростове уже был произведен расстрел и стачка оказалась разгромленной.

Матвей ужаснулся от того, что здесь произошло и с трепетом стал ждать сведений — как развернулись события в Тихорецкой. Скоро он узнал, что и там произведено зверское нападение на рабочих и расстрел их.

На одной конспиративной квартире в тот же день, когда он приехал из Тихорецкой, Матвей застал Ставского и Захара.

Вожаки стачки были предупреждены, что Темерник занят казацкой охраной и что не приходится