Тело на полу между тем уже оказалось полностью иссушенным — прошло еще пара секунд, и недавно полная отчаянных сил девушка превратилась в прах. Симбионт же в звезде усилился многократно. Так, что мне уже дышать было тяжело, не говоря уже о том, чтобы адекватно воспринимать действительность.

Магия Крови — самая древняя сила, подвластная человеку. И когда фон Колер в ходе индивидуальных лекций рассказывал мне о ней, я увидел некоторую параллель в истории. Но когда задал вопрос о том, связана ли сила крови с тем, что Святая Инквизиция применяла пытки со строжайшим запретом ее пролития, наткнулся на очень жесткую отповедь. Профессор в тот раз мне в очередной раз сказал, что есть в мире вопросы, которые не стоит задавать — если ты из тех людей, которые заботятся о собственном здоровье.

Сейчас же, сопротивляясь накатывающему сонму шепчущих голосов, я вернулся мыслями к возникшим параллелям — словно за якорь цепляясь в волнах ментального шторма. Пытавшие своих жертв палачи инквизиции вытягивали из своих жертв невероятное количество энергии. Которую даже обычный, не наделенный магическим даром человек не может не почувствовать. Насильственная же, мученическая смерть высвобождает столько энергии, что можно словно копьем проткнуть сразу все слои миров — если знать, как этой энергией управлять. Церковные инквизиторы, высвобождая эту энергию и наверняка ее чувствуя, управлять ей все же не умели. Или, как вариант, я не все знаю.

Впрочем, и мы — при всей своей способности к темным искусствам, также далеки от управления. Зато мы, в отличие от палачей, могли эту энергию собрать с помощью подвластной Тьмы: созданный нами монстр, заключенный в рамки разделенного трехлучевой звездой круга, буквально выпил жизнь из трех жертв, сожрав их и напитавшись высвободившейся в ходе жертвоприношения энергией.

Глянцевое тело симбионта, сожравшего все доступное в пределах сдерживающей клетки конструкта, уже яростно билось на полу. Для меня это происходило беззвучно — уши уже давно заложило, отсекая звуки мира, оставляя только перекликающийся гул шепчущих голосов. Больше я сейчас просто ничего не слышал; руки подрагивали, мысли путались — и, если бы не ассоциации с застенками Святой Инквизиции, даже не знаю как мне удалось бы их собрать.

Сквозь разделяющую нас дымку пелены я видел Эльвиру и Валеру. Им явно приходилось непросто, также как и мне: у царевны под глазами появились серые тени, а сами глаза необычайно ярко выглядели на осунувшемся, и практически побелевшем лице; Валера вовсе закусил губу до крови — тоненькая струйка сбегала по подбородку. Глаза его сейчас были желтыми, кошачьими — с круглыми, расширившимися зрачками. В окружающей нас пелене его взгляд горел словно глаза лесного хищника в ночи.

Шагнув вперед, я перехватил переданную Эльвирой кавалерийскую саблю. Валера, учитывая его небольшие успехи в ритуалистике, уже совершил маленький подвиг, безукоризненно создав свою часть конструкта; Эльвира, рисуя Тьмой свою часть, делала это с порезанной рукой, очень сильно рискуя нашими жизнями. Мне же сейчас предстояло не менее сложное, чем у них обоих, дело. Я должен был в самом центре звезды поймать концентрированный момент биения жизни созданного нами безликого существа и нанести удар.

Занося клинок над центром трехлучевой звезды, я думал о том, что инквизиторы знали многое из того, что доступно сейчас семи поколениям одаренных. К примеру, в их пытках не только не проливалась кровь, но и в вершимых казнях не использовалось созданное из металла оружие.

Железо принадлежит к стихии Земли — самой малопопулярной среди тех, кто выбирал направление боевой магии. Очень непростая в освоении универсальная сила, которая может быть как дружелюбна, так и враждебна сразу ко всему.

И вороненый клинок, как теперь догадываюсь, Эльвира взяла не просто потому, что может взять такое эксклюзивное оружие: только сейчас я почувствовал в сабле мягкую, но в то же время неотвратимую силу.

Не знаю, почему удар обычным клинком должен был убить созданного из Тьмы и Крови симбионта. Да, страшное существо, которое — выпусти его наружу, разметало бы в щепки всю усадьбу, перед обычным железом беззащитно. Если конечно знать, как и куда бить.

В голове у меня вдруг с предельной четкостью зазвучал голос фон Колера:

«…если говорить о моей вере, то я верю в Бога. Верю, как в нечто высшее, в силу, которой подчиняются процессы нашего мира. И я верю в то, что наш бог — это весь обитаемый мир. Вся наша планета как единый организм, а мы в нем — отдельные клетки. И я верю в то, что наше предназначение как владеющих темной силой, удерживать равновесие…»

Гея. Мать-Земля — подумал я вдруг, накладывая свои догадки на слова профессора.

Озарение словно помогло мне максимально сосредоточиться, и взять себя в руки. Себя, и клинок — готовясь нанести удар недрогнувшей рукой. Абстрагировавшись от происходящего, стараясь не обращать внимание на шелест голосов в голове и окутывающую ватную пелену.

Примериваясь, тщательно вымеряя удар, вдруг понял — действия, и биения жизни в симбионте я вижу с запозданием. Воспринимаемое мной время реагировало с задержкой, словно не сразу откликающаяся на движение руля яхта. И от осознания этого у меня вновь пошли по спине мурашки — как бывает в тот момент, когда понимаешь, что только что избежал смертельной опасности.

Тьма, на первый взгляд, абсолютна бездушна. Но в то же время она является частью чего-то большего, обладая разумом, недоступным нам к пониманию. И разбуженная нашей кровью часть истинной Тьмы, оживленная в симбионте, не хотела умирать. Тьма не хотела умирать также, как совсем недавно девушка со взглядами трепетной лани. Девушка, которая оказалась самой настоящей, не знающей жалости душегубкой — в этом они с Тьмой невероятно схожи.

Наблюдая за ритмом биения оживленной нашей кровью Тьмы, я поймал запаздывающий ритм. И когда опустил клинок в центр звезды, еще за миг до удара понял — я молодец, и все у меня получилось.

Ладони ожгло, словно попал под удар тока — так, что встряхнуло и пробрало до самых кончиков зубов. Едва сдержавшись от вскрика, я преодолевая боль еще крепче сжал рукоять, и тут же сверху легли руки Валеры и Эльвиры — которые помогали мне удерживать саблю.

Не желающая расставаться с жизнью Тьма, материализовавшаяся в безголовой змее симбионта, забилась в предсмертных конвульсиях. Вновь стегануло по ушам идущим словно отовсюду криком, но мы держали клинок крепко — и постепенно ватная пелена ослабевала, сонм голосов в голове утихал.

Из созданного нами неразумного симбионта Тьмы и Крови постепенно уходила жизнь. Очень медленно, чем еще более в моем представлении усиливая сходство со змеей: однажды я наблюдал, как анаконде вбили охотничью пулю в голову — так, что разнесло в клочья. Это было утром, а когда я проезжал мимо после полудня, безголовая змея еще активно шевелилась.

Впрочем, созданный нами симбионт «умирал» быстрее. Шли долгие минуты, постепенно складывающиеся в четверть часа. Все это время симбионт бился в слабеющих конвульсиях, а мы все находились в неподвижности, придерживая воткнутый в сердце звезды клинок.