Мы оплакиваем своих убитых, но кто знает, каково им? А ведь они несут потери в десятки, в сотни раз больше, чем мы. В этом и есть корень той дикой ненависти, которая толкает их на джихад? Наверное, да.

Но что же нам делать? И что делать конкретно мне?

Бежать было некуда. И незачем. Я так и остался. Сидел на борту машины – бежать некуда – с винтовкой. Если что, то не поможет даже пулемет.

Из дома вышел старик, который спас меня, Абу Искандер, он пошел вниз по улице, но остановился и почему-то подошел ко мне.

– Сегодня тяжкий день… – сказал он.

Я ничего не ответил, потому что не знал, что отвечать.

От машин несли мертвых, окровавленных, несли на руках. Раздавались крики и плач, было совсем не по себе.

Одного из убитых занесли в дом, где мне дали временный приют. От толпы отделился и подошел к Абу Искандеру бородач средних лет с автоматом Калашникова на ремне под рукой. Полоснуть – секунда.

– Отец… – сказал бородач, – твой сын и мой брат Искандер шахид инша’Аллагъ!

– Никоим образом не считай мертвыми тех, кто пал на пути Аллаха. Нет, они живы… – ответил старик. – Пусть Аллах Всевышний примет шахаду Искандера, и пусть он введет его в высшее общество, как и других шахидов, пусть он простит ошибки в его амалиятах и его иджтихаде[109].

Мне хотелось провалиться сквозь землю, но я не мог. Пусть я и не понимал, о чем говорят эти люди, но слова «шахид» и «Аллах» теперь знают все, кто смотрит телевизор.

– Аллаху акбар…

– Аллаху акбар, – синхронно сказали все, повторяя за бородачом.

– Как был убит мой сын и твой брат?

– Мы попали в засаду бандитов.

…

– Отец, кто стоит рядом с тобой? Что делает здесь этот кяфир? – не выдержал бородач. – Тем более в такое тяжкое время?

– Он не кяфир.

…

– Он гость моего дома.

Невысокий, но крепкий бородач хмуро посмотрел на меня.

– Али! – повысил голос старик.

– Ас саламу алейкум, – сказал бородач, – приветствую тебя в своем доме как гостя…

– Ва алейкум салям, – сказал я, – сочувствую вам в вашем горе.

– Валид происходит из того народа, из которого происходит твоя мать, – сказал старик, – и он только что принял ислам. Он останется в доме как гость и примет участие в погребении твоего брата, как правоверный.

…

Али ничего не сказал, а только прошел к воротам…

Согласно шариату хоронить полагалось быстро, не как у нас.

Откуда-то достали лопаты и заступы. Я тоже протянул руку и получил лопату. Зачем я это сделал? Да, возможно, это была наглость – в конце концов, какой я правоверный, если так судить? Но мне хотелось что-то сделать для этой семьи, которую только что постигло горе. Хотя бы и помочь выкопать могилу.

Али, раздававший инструмент, ничего не сказал и молча дал мне лопату.

Мы поднялись в гору, потом пошли по тропе. Шли недалеко. Али показал место, и мы начали трудиться, копая по очереди. Земля была каменная, вот-вот должно было стемнеть…

Я копал, как и все, – сначала заступом рыхлил землю, потом лопатой откладывал в сторону. Я просто делал как все. И мы были не единственные, кто копал.

Многие копали.

Яма была намного меньше, чем это полагалось у нас. Потом почти бегом мы спустились вниз, там уже все приготовили к похоронам. Людей было немного, мы подняли что-то вроде носилок, на которых лежал покойник, и понесли. Я заметил, что покойник не обмыт, – его хоронили в его форме, как он был[110]. Несли быстро и молча. Уже темнело…

При последних лучах солнца мертвеца опустили в могилу и накрыли. Гроба не было. Абу Искандер прочитал положенные слова, дальше уже потемну начали закладывать самодельные кирпичи из обожженной глины, закрывая могилу. Потом засыпали землей и насыпали небольшой холм. Брат покойного воткнул высокую, выше человеческого роста, палку с зеленым куском материи – символ того, что здесь лежит шахид, и смерть его еще не отмщена.

Но отомстят – в этом я не сомневался…

Так же молча спустись вниз. Фонариками не подсвечивали, но почему-то никто не упал.

Внизу нас ждали открытые ворота дома, но войти в сам дом мы не успели. Как только мы зашли во двор, раздался свист… нечто среднее между визгом и свистом… так громко и страшно, как не услышишь ни в каком фильме. А потом все взорвалось, и меня сшибло с ног…

Пришел в себя я почти сразу. Сначала сел… подумал, что вообще, на хрен, происходит. Бред какой-то…

Пахло дымом и какой-то гарью…

Едва я двинулся с места, как снова что-то взорвалось. Только уже правее, по правую руку от меня. Взорвалось с таким шумом и грохотом, что внутри дрогнуло. Черт бы все побрал…

Автомата со мной не было. Что было вокруг, я не знал и не понимал. Знал только то, что в этой мясне, посреди чужой страны, мне нужно оружие. Иначе хана.

Я пополз к выходу, по памяти.

Новые взрывы. Еще ниже. Каждый из них я ощущал нутром, от них воздух колебался. Звиздец просто, это либо бомбежка, либо артобстрел. Что именно, я не знал, потому что военным не был.

Мой «Росинант» стоял там, где я его и оставил, было плохо видно из-за пыли. Оружие было в кабине, я сложил его там. Я сунулся в кабину, ухватил первое, что попалось мне под руку, – автомат, тот самый, с которым я учил пацанов. Я выдернул его, и в этот момент рвануло совсем рядом, в нескольких метрах от меня, – видимо, за стеной соседнего дома. Взрыв был такой силы, что стена не выдержала и начала рушиться на меня и на машину…

Мне снова повезло. Меня не ударило, меня просто завалило стеной, и эти камни, помимо прочего, защитили меня от осколков. Обстрел продолжался еще какое-то время, и одна из мин или один из снарядов упал прямо на улице. Улица же здесь узкое, открытое пространство, осколками могло посечь только так…