аристократического патроната складывается новая система, во многом благодаря которой революционный лидер (имеется в виду Октавиан, будущий Август) достигает власти и обеспечивает ее за собой. Таким образом, персональный патронат отнюдь не утрачивает своего значения с установлением принципата. Более того, «римская императорская власть имеет в своей основе трансформированные патрональные структуры республиканского Рима»[851], и император становится универсальным (хотя и не единственным) патроном, в чьих руках сосредотачиваются основные ресурсы влияния[852].

Учитывая отмеченную значимость феномена патроната-клиентелы, возникает закономерный вопрос: была ли, и если да, то каким образом включена в систему патроната-клиентелы армия, особые отношения которой с военными лидерами позднереспубликанского времени сыграли исключительно важную роль в процессе перехода к принципату и которая в эпоху империи была ключевым элементом государственно-политической структуры, одной из главных опор императорской власти?

Надо сказать, что в научной литературе уже достаточно давно было высказано и получило широкое распространение мнение о том, что отношения между военными лидерами и войском в последние десятилетия республики, равно как и отношения принцепсов и армии в ранней империи, строились на основе связей, которые можно отнести к патронатно-клиентским. При этом данная клиентела определяется как войсковая (военная)[853]. Впервые понятие войсковой клиентелы (Heeresklientel) использовал А. фон Премерштайн в своем известном труде «О становлении и сущности принципата»[854]. Уделив основное внимание не юридическим, а философско-психологическим и социологическим основам созданного Октавианом режима личной власти, немецкий исследователь одной из главных опор принципата считал традиционные отношения патроната-клиентелы, закрепленные присягой на верность, принесенной Октавиану в 32 г. до н. э. жителями Италии и ряда западных провинций, а позднее и населением восточных провинций Рима (RgdA. 25. 2). С точки зрения Премерштайна, собственно войсковая клиентела и армии-clientes появились еще в первые десятилетия I в. до н. э., когда материальные интересы солдат реформированной Марием армии, которая сделалась в значительной части пролетарской по составу и фактически профессиональной, стали удовлетворяться в первую очередь за счет тех «благодеяний» (beneficia), которые командующие предоставляли воинам из военной добычи в виде наград, денежных и земельных пожалований, получая взамен их политическую поддержку в своих притязаниях на власть в республике. Эти взаимные (синаллагматические) обязательства, развившиеся из традиционных форм патронатно-клиентских связей, закреплялись особой присягой на верность (Treueid), отличной от собственно военной присяги (sacramentum militiae), и превращали войско в личную «свиту» (Gefolgschaft) полководца. Такие же по своей сути отношения связывали армию и императора, ставшего единственным и единоличным патроном солдат, и в эпоху принципата.

Концепция войсковой клиентелы как одного из источников и одной из ключевых опор императорской власти получила достаточно широкое признание в научной литературе. Об Августе как патроне войска писал Р. Сайм[855]. На связь процесса пролетаризации состава легионов и профессионализации армии с феноменом военной клиентелы обратил внимание Э. Габба, который полагал, что происхождение военной клиентелы можно отнести уже ко времени II Пунической войны или Сципиона Эмилиана, и отметил также, что одним из ее источников были выводимые военачальниками ветеранские колонии[856]. Особо отмечается значение уз патроната-клиентелы для взаимоотношений Цезаря и армии[857]. Но, по мнению Ж. Армана, и для Августа узы клиентелы между императором и армией имели такое же значение, как и для Цезаря[858].

Многие современные авторы пишут о войсковой клиентеле как об одном из решающих факторов гибели республики и установления принципата. Так, довольно развернутые суждения на сей счет высказал И. Бляйкен. Отношения личной преданности и патроната-клиентелы, которые связывали отдельных представителей знати с подчиненными им армиями в конце республики, он характеризует как эмбрион императорской власти, подчеркивая, что эти отношения отнюдь не являлись правовыми, но, базируясь на неформальных узах fides, имманентных самой сути клиентелы, были основой военной деспотии[859]. Наряду с изменением социального состава и способов обеспечения армии причиной появления нового типа клиентелы стали и результаты Союзнической войны: стремление многочисленных новых граждан войти в существующие клиентелы нарушило их равновесие, что определенным образом расчистило почву для складывания войсковой клиентелы[860]. С установлением империи принцепсы стремились не допустить представителей старинных аристократических семейств ни к войсковой, ни к гражданской клиентелам. Для легитимации императорской власти позиция армии была особенно важна, поэтому от императоров требовалось щепетильное и серьезное отношение к своим обязанностям патрона, настойчивое утверждение среди солдат преданности правящей династии, постоянные усилия по материальному обеспечению войска, созданию особого имиджа победоносного правителя, покровителя своих солдат[861]. К аналогичным выводам приходит и К. Крист, отмечая, в частности, что образование войсковой клиентелы стало решающим фактором для общественных изменений в поздней республике, что эта клиентела превзошла по своей значимости прежнюю систему социальных связей между аристократическими семьями и их клиентелами[862].

Подобные оценки разделяются и другими исследователями[863], в том числе и отечественными специалистами. Например, А.В. Игнатенко пишет, что в связи с переходом к добровольному набору воинов-профессионалов и изменением всей системы снабжения легионеров и оплаты службы отношения между воинами и полководцами стали строиться на соглашениях, которые могут быть уподоблены безымянным контрактам[864]. Об узах военной клиентелы, сыгравших важную роль в социально-политической борьбе последнего века республики и затем монополизированных принцепсом, упоминает В.Н. Парфенов, не развивая подробно данный тезис[865]. Складывание особых личных клиентел у полководцев конца республики отмечает также А.В. Колобов, указывая, что свои требования государству солдаты и ветераны выражали в категориях античной гражданской культуры[866]. В.Н. Токмаков элементы отношений типа патроната-клиентелы усматривает даже в раннереспубликанский период, полагая, что воины, приносившие присягу (sacramentum) лично консулу и вручавшие свои жизни высшей власти его империя, тем самым становились как бы его клиентами, но, утрачивая при этом гражданские права, они смотрели на командующего как на своего покровителя, взявшего на себя обязательство беречь их и содействовать их обогащению за счет добычи, и в случае невыполнения этого обязательства воины считали себя вправе реагировать неповиновением нарушителю контракта[867]. Эти интересные заключения не получили, однако, достаточно развернутой аргументации.

На один немаловажный фактор, способствовавший возникновению в конце республики клиентских армий, обращает внимание Г. Борен. Он связывает этот процесс не только с изменениями социального состава и принципов комплектования легионов, но и с появившейся в послегракханский период тенденций ко все более частому отказу отпрысков знатных семейств, составлявших основу олигархии (the core oligarchs), служить в армии на младших и средних командных должностях[868]. В результате эти должности заполнялись сыновьями малых сенаторов, надеявшимися пробиться в высший слой правящей элиты, или выходцами из политически незначительных семей всадников и средних землевладельцев, для которых должность военного трибуна была едва