— Мне следовало вести тебя на поводке. — Я оглянулась. Джимостановился посреди дороги, нервно озираясь по сторонам. Мне стало жальнесчастного демона. Я подумала, что, если бы я в каком-то месте чуть не умерла,мне бы тоже не слишком хотелось туда возвращаться. — Может, тебе будетспокойнее, если вы с Рене подождете здесь, пока я ищу Дьёрдя? Там, околоДетского зоопарка, есть скамейки.

Во взгляде демона я заметила явное облегчение.

— Лучше в машине. В машине удобнее. По-моему, эти скамейкижесткие...

— Ну, если ты уверен...

Прежде чем я успела еще что-нибудь сказать, демон бросилсяпрочь, к выходу, где стояло такси Рене.

— Ты не возражаешь? — спросила я Рене. — Не думаю, что Джимнуждается в присмотре, но все-таки будет лучше, если ты посидишь с ним.

— Нет проблем. Мы подождем вас в машине.

Я обняла его:

— Спасибо, Рене. Ты просто золото.

— Да ну, я не ношу золота, не люблю желтый цвет.

— Ну хорошо, значит, платина. Я вернусь, как только найдуотшельника. Если меня не будет через двадцать минут, пошли за мной Тиффани.

Предупреждение оказалось излишним. Не успела я пройтитрехсот метров по тропинке, как из березовой рощицы возникла знакомая фигура иустремилась прямо ко мне.

— Страж! Где Тиффани? Где ты ее оставила? Неужели ты бросилаее у входа, где собираются лесники? Они просто ужасны! Она слишком невинна ичиста для них!

— Эй, погодите секунду!

Когда Дьёрдь проносился мимо меня, я успела поймать его закрай рубашки. Тропа в этом месте изгибалась, отчего он не мог видеть площадку углавного входа, но отшельник явно не собирался останавливаться около меня,чтобы забрать амулет, он собирался искать Тиффани. По инерции я развернулась кнему лицом, и при мысли о Тиффани на лбу у меня образовались морщины.

Отшельник на мгновение замер, затем ухмыльнулся, и рука егосомкнулась на моем запястье.

— Она же наш с тобой друг, ведь так? Вчера ночью онарассказала мне о том, что случилось с твоей собакой. Мне очень жаль, что песзаболел, но ему уже лучше, правда?

— Да, моему псу уже лучше, — пробормотала я, прикусив губу.

Меня охватило нехорошее чувство, от которого волосы назатылке зашевелились, но я никак не могла понять чем оно вызвано. Дьёрдьвыглядел точно так же как вчера, — приятный, опрятный и безобидный мужчина,хотя и слегка встревоженный. Очевидно, что он недавно умывался и завтракал —волосы его были еще влажными, за левым ухом виднелось пятно засохшей мыльнойпены или крема для бритья, от его рубашки исходил запах бекона и костра.

— Да, Тиффани — мой друг, и она здесь, играет с утятами.

Он успокоился и испустил шумный вздох облегчения:

— Прекрасно; в детском зоопарке только женщины.

— Ага. Гм. Но вы ведь знаете, что Тиффани дала обетцеломудрия, да? Она вам об этом говорила?

Дьердь небрежно кивнул:

— Ночью она много чего мне говорила. Ты думаешь, что яслишком стар для нее, что она — прекрасная роза, которую я недостоин сорвать.Но ты ошибаешься! Она не такая, как все другие! Она самый редкостныйоранжерейный цветок, и только я буду наслаждаться красотой ее лепестков,которые раскроются для меня.

У меня отвисла челюсть. Он говорил совсем не о том, о чем,по моему мнению, должен был говорить. Но я решила, что нераскрытые лепесткиТиффани — это не мое дело. Моим делом был амулет. Я вытащила его из вырезаплатья и подняла перед собой:

— Простите, вчера мне пришлось убежать и я не успела отдатьвам амулет, но от Тиффани вы знаете, что дело было срочное. Вообще-то, я хотелазадать вам несколько вопросов относительно этой штуки...

— Оставь его себе, — сказал он, пытаясь вырвать, крайрубашки из моих пальцев.

Но я вцепилась в отшельника еще крепче, отлично понимая,что, если отпущу его, он тут же сбежит в зоопарк к утятам.

— Что?

— Оставь его себе. Он мне больше не нужен. Почему бы нам несходить за Тиффани? Возможно, ей захочется осмотреть парк. Я могу показать ейсвою пещеру. Ей там понравится. Она оценит местные прекрасные виды.

— Я уверена, что оценит, но как же аму...

Отшельник наконец-то вырвался от меня и быстро попятился:

— Он твой! Я освобождаю тебя от обязательства отдать егомне. Пойдем искать Тиффани. — И он помчался прочь, даже недослушав меня.

— Ну и дела, — пробормотала я, снова надевая на шею цепочкус ужасной вещицей. — И что мне теперь делать?

Очевидно, следовало возвращаться в отель. Когда Тиффаниотказалась осматривать красоты парка и предпочла ехать с нами, Дьёрдьрасстроился.

— Но я хочу столько тебе показать! Столько цветов,прекрасных животных и птиц на ветвях! — чуть ли не на коленях умолял он ее.

Я подумывала ненадолго оставить их вдвоем, но Тиффани быласовершенно безразлична к Дьёрдю и его страсти.

— Цветы, птицы и прекрасные животные никуда отсюда неденутся, — твердо ответила она. — Я должна ехать с Эшлинг. Она мне платит. Яподелюсь своими улыбками со множеством людей. Возможно, я приеду позже, и еслиты пообещаешь больше не говорить мне вещей, которые говорил сегодня ночью, яподелюсь улыбкой и с тобой.

И, отвергнув его окончательно и бесповоротно, она ушла,разливая вокруг свет своей улыбки.

Дьёрдь, изнемогавший от несчастной любви, издал такойжалобный стон, что мне стало его жаль.

— Она богиня. Нет, выше богини, она... она... а кто вышебогини?

— Девственница? — предположила я.

— Да! Она девственница, самая чистая из всех. На всем светене найдется никого лучше ее. Она должна быть моей!

Я криво усмехнулась — мне совершенно не понравилсясобственнический тон, которым он это произнес.

— Боюсь, вам придется нелегко. Тиффани твердо намеренасоблюдать обет целомудрия. В этом, так сказать, состоит ее бизнес. Послушайте,я понимаю, что сейчас у вас голова занята Тиффани, но я не могу оставить у себяамулет. Это слишком дорогая вещь и к тому же... странная.

— Странная? — переспросил он, направляясь к кирпичной стеневысотой до пояса, которой был обнесен зоопарк для детей. Тиффани уже скрыласьза высокими черными коваными воротами и быстро шла к парковке, где стояламашина Рене. Плечи Дьёрдя поникли. — В каком смысле странная? Это амулетВенеры, работы Марсилио Фичино[33],на нем изображены третий и пятый пентакли Венеры.

— Фичино? Тот самый Фичино, который служил у Медичи?Человек, который написал «De triplici vita»?