своими однокурсниками, которые с интересом разглядывали нашу странную компанию.

Расположившись за столиком, мы посмотрели меню, дождались официантку и разместили заказ: Петров с Хмельницким решили продолжить пить водку, на закуску они, по моему совету, взяли мясную нарезку, а мы с Лесей заказали вина, сырную тарелку и фрукты.

— Да, Алексей Александрович, — заявил мне Хмельницкий, когда принесли наш заказ, — вы были правы, когда пригласили меня сюда! Все это очень напоминает мне золотые времена моей учебы в Киеве. Да еще и с Александром познакомили. А про Алексию я вообще молчу! Очень интересный выдался вечерок посреди серых будней презренной торговли картинами, хоть и своими!

— Ну что вы, Святослав! — улыбнулся я и вспомнил наш разговор с Прохором. — Вы не только замечательный художник, но и великолепный рассказчик! — Хмельницкий от моих слов деланно засмущался. — У меня будет к вам просьба.

— Все, что угодно, Алексей Александрович! — заверил он.

— Не могли бы вы провести для моего деда, князя Пожарского, закрытый показ с вашими интересными комментариями, как нам сегодня?

— Это будет для меня огромной честью, Алексей Александрович! — ответил Хмельницкий.

— Замечательно, Святослав! — кивнул я. — Я согласую все вопросы с главой рода и свяжусь с вами на следующей неделе.

Решив все текущие вопросы, все остальное время я посвятил Лесе, тем более что оба художника вернулись к обсуждению каких-то своих вопросов и совершенно перестали обращать на нас с девушкой внимание. Леся тоже как будто вспомнила свою недалекую беззаботную юность и не вылезала с танцпола. Она даже несколько раз умудрилась вытащить туда и меня. В один из этих разов на медленный танец зазвучал ее романс. Прижавшись ко мне, Леся уткнулась мне лицом в плечо.

— Что, тяжела жизнь звезды? — усмехнулся я.

— И не говори! Не дай бог, кто-нибудь узнает, такой замечательный вечер испортят! — услышал я.

Домой мы засобирались уже в четвертом часу утра. Сашка порывался вызвать для весьма пьяненького Святослава такси, но я сказал ему, что их довезут парни из эсбэ, которые дежурили на стоянке «Приюта». Затем последовало трогательное прощание с Хмельницким, который лез обниматься ко мне и Алексии, заверял в искренней дружбе и глубоком уважении, ждал моего звонка по поводу закрытого показа для моего деда, а у девушки робко требовал обещание позировать для портрета. Сашка же просто крепко сжал мою руку и сказал:

— Спасибо, Лешка!

Посадив обоих художников в машину, я наказал ребятам из эсбэ довезти их в целости и сохранности, получил заверение, что все будет в порядке, закрыл дверь и вернулся к Лесе.

— Да, Лешка, хороший вечер получился! — сказала мне девушка, когда мы прогулочным шагом направились в сторону дома. — И на выставку сходили, и на танцульки! А кольцо!.. — Она опять вытянула руку с подарком, и рубин заиграл в свете ночных фонарей.

— Ты довольна? — улыбнулся я.

— Очень!

***

На следующий день мы с Лесей встали к обеду. Закончив с водными процедурами, переместились в мою квартиру, где Прохор как раз заканчивал приготовление обеда.

— Ну что, голубки, рассказывайте, как сходили, — потребовал он, что-то помешивая в кастрюле.

Роль рассказчика с удовольствием взяла на себя Леся, которая и отчиталась моему воспитателю. Он в свою очередь успокоил нас в отношении Петрова и Хмельницкого, которых сотрудники службы безопасности, как и было приказано молодым князем, доставили до мест их проживания в лучшем виде.

— Не забудь деду позвонить, про выставку сообщить, — напомнил мне Прохор.

— Поем и позвоню, — кивнул я.

Когда мы пообедали, Леся засобиралась домой.

— Ну что, до завтра? — Она обняла меня в прихожей.

— До завтра.

— Веди себя прилично, твое сиятельство! — Девушка поцеловала меня и выскочила за дверь.

Разговор с дедом не занял много времени — я отчитался о визите к Иосифу Карловичу, поблагодарил за ювелирку для Алексии и привезенный из смоленской усадьбы кий, рассказал о посещении выставки без лишних подробностей, которые были явно не для телефонного разговора. Отдельно сообщил о знакомстве с художником Хмельницким и о его готовности устроить для деда закрытый показ картин.

— Алексей, ты считаешь, мне стоит посетить эту выставку? — в голосе старого князя чувствовалось сомнение.

— Да, деда. Помимо того, что картины сами по себе очень хорошие, так этот Хмельницкий еще и рассказывает про них замечательно! — попытался я его убедить.

— Хорошо. На следующей неделе выделю время и сообщу тебе.

Закончив разговор, отчитался уже Прохору о звонке главе рода, после чего направился в кабинет, готовиться к семинару по теории государства и права, который должен был состояться в понедельник. Учитывая, что в воскресенье мой воспитатель назначил очередную тренировку, у меня были очень серьезные сомнения в моей способности после нее подготовиться к чему-либо.

***

В этот раз стоянка перед «Метрополией» была полупустой, и моя «Волга» без проблем остановилась напротив входа. В бильярдной опять было много народа, но стояла совсем непривычная тишина, нарушаемая лишь звуками соударяющихся шаров. Кто-то из игроков сосредоточенно ходил вокруг столов, те, кто сидел за столиками, или выпивали, или совсем негромко общались, поглядывая в ту сторону, где мы обычно играли с Андреем Долгоруким. Когда я начал приближаться к его столу, тихонько пискнула чуйка: дорогу мне преградили две молодые женщины, одетые в одинаковые темные брючные костюмы.

— Это закрытая для посещения зона, молодой человек, — заявила мне одна из них. — В клубе еще есть свободные столы.

Ответить я не успел: к нам подошел Андрей Долгорукий.

— Это князь Алексей Пожарский, мой друг. Мы с ним договаривались, — сказал он женщинам.

— Проходите, князь, — кивнула та, которая со мной разговаривала, и они разошлись по сторонам.

«Эта чья тут охрана, которая даже с самими Долгорукими не особо церемонится?» — первое, что подумал я. А второй вопрос, который возник у меня в голове, был: «Интересно, а за какое время я эту охрану пройду?» Да, все-таки полковник Орлов со Смоловым и Пасеком хорошо постарались, если у меня на автомате такие мысли в голову лезут!

Когда мы с Андреем подошли к столу, я заметил молодую русоволосую девушку в неброском брючном костюме, которая поднялась с