Светланиного обеда есть не хотелось, поэтому она нарезала салат из овощей и кинула на сковородку по куску мяса. С бокалом красного вина будет самое то. Антон освободился, как и обещал, через полчаса. С тарелками и бокалами они расположились в гостиной перед телевизором и включили сериал, который, как выяснилось, оба давно хотели посмотреть.

Впрочем, когда еда закончилась, сериал плавно перетек в неспешное, тягучее и сладкое занятие любовью. Сначала они возились на диване, потом перебрались в спальню, но и там то прекрасное, что существовало между ними, не кончилось, а продолжилось, повторяясь снова и снова. Лишь часов в одиннадцать Антон перекатился на свою половину кровати и моментально уснул. Лика улыбнулась. Сама она спать не хотела, сказывался длительный сон на закате, а он работал почти всю прошлую ночь, так что понятно, отчего его срубило.

Выбравшись из кровати и натянув футболку Антона, Лика вернулась в гостиную, навела там порядок после учиненных ими бесчинств, унесла на кухню и перемыла посуду, выключила телевизор и свет по всему дому, уселась в темноте кухни и уставилась в окно. Ей нужно было подумать.

С работы она уволилась, с Викентием явно рассталась. И что дальше? Конечно, предложение устроиться в «ПитСтройТрест» сделано Ильей Талановым на полном серьезе, и если она согласится, то проблем с зарплатой не будет. А вот с личной жизнью? После вскользь оброненной фразы, что Лика – его будущая жена, Антон не повторял подобных опрометчивых заявлений. Где она будет жить, если переедет в Питер работать? Здесь, в этом доме на побережье? Или снять квартиру, а потом заниматься продажей своей и покупкой новой недвижимости? Или просто пока надо подождать, а не бежать впереди паровоза? Рано или поздно туман рассеется, и все встанет на свои места.

Телефонный звонок вырвал ее из раздумий. Она глянула на экран. Ермолаев. Часы показывали уже без десяти полночь, и Лика вдруг встревожилась: что может быть нужно от нее доктору в такое время? Или еще что-то случилось? Викентию стало хуже? Эльмира Степановна умерла? Или совершено новое преступление?

– Да, Дмитрий Владимирович, – сказала она, нажав на кнопку ответа. – Я вас слушаю. Что случилось?

– Добрый вечер, Луша, – ответил голос в трубке. – Или вы предпочитаете, чтобы я звал вас Гликерией?

– Вы можете звать меня как хотите, – заверила она.

– Да. Хорошо. Луша, мне кажется, я вспомнил очень важную деталь. Вернее, я ее не вспомнил, а не поленился найти в архивах больницы. Мне показалось это важным. Наверное, это глупо, и я должен сразу рассказать это не вам, а полицейским. Но мне кажется, что они в лучшем случае поднимут меня на смех, а в худшем решат, что я это все придумал специально, чтобы отвести от себя подозрения. Эта маска, найденная на бывшем участке Батуриных рядом с надувной куклой… Видите ли, она действительно моя. В смысле, из моей коллекции. И это заставляет полицию подозревать меня в двух убийствах.

– Дмитрий Владимирович, вы успокойтесь и говорите яснее, – попросила Лика. – Я пока ничего не понимаю. Что вы вспомнили? Что нашли в архиве? При чем здесь маска? И если она ваша, то как оказалась на другом участке?

– Да-да, я знаю, что вы тоже подозреваете меня. – В голосе Ермолаева зазвучало что-то похожее на отчаяние. – Красные кеды… Сапоги с дубовым листом на подошве… Шантаж сестер Батуриных… Маска… Луша, наверное, именно поэтому я хочу сначала рассказать все, что узнал, вам. Черт его знает, почему, но мне не все равно, что вы про меня думаете. Наверное, дело в том, что я очень уважал вашего деда. Давайте я приду и все вам расскажу, а потом мы вместе решим, что нам делать.

– Хорошо. Приходите, – решительно сказала Лика. – Я в доме Антона Таланова. Только он спит, и я не хочу его будить. Вы будете не против, если мы поговорим на крыльце?

– Нет-нет. Только оденьтесь потеплее, ночь сегодня совсем холодная. Я буду минут через пять-семь.

Пожалуй, нужно воспользоваться дельным советом. Не выходить же на крыльцо в футболке на голое тело! Тихонько пробравшись в спальню, чтобы не разбудить Антона, Лика принялась одеваться, периодически бросая взгляды на кровать. Антон лежал на боку, как ребенок, подложив под щеку обе ладони и согнув в коленках ноги. Он ровно дышал во сне, не издавая никаких звуков. Грудь его мерно вздымалась и опускалась, веки подрагивали, как будто он видел какой-то сон, судя по легкой улыбке, приятный. Лика вдруг решила, что это она ему снится.

Она натянула трусики, джинсы, заправила в них футболку, потянулась за висящей на спинке стула толстовкой. Ее торопливые действия вдруг напомнили ей другую ночь и сборы двадцатилетней давности, когда куда-то так же споро и бесшумно, чтобы не разбудить жену, собирался ее дед Андрей Сергеевич Ковалев. С той ночной вылазки ему уже не суждено было вернуться. Лика вздрогнула.

– Я не буду бояться. Не буду бояться, – строго сказала она сама себе. – Я никуда не пойду, я не буду удаляться от дома. Я просто поговорю на крыльце с Ермолаевым, и в случае чего громко-громко закричу, и тогда Антон проснется и спасет меня.

Закончив одеваться, она засунула в задний карман джинсов телефон, на цыпочках прокралась в прихожую, плотно притворив дверь спальни, нагнулась, чтобы надеть кроссовки, и застыла, услышав стук в дверь. Так, Ермолаев уже пришел. Не надо, чтобы он разбудил Антона.

Так и не обувшись, Лика выскочила на крыльцо босая, лишь успев сорвать с вешалки куртку. Доктор Ермолаев топтался перед дверью. Дождя не было, но одет он был в длинный дождевик, правда без надвинутого на лицо капюшона, и этот дождевик вдруг сдвинул что-то в голове, вызывая прочно забытые воспоминания.

Дождевик. Кажется, в ту ночь, когда убили Регину, там, на пляже, был человек в дождевике. Но это был не дед, ушедший из дома в своей обычной куртке. Это был кто-то другой, мужчина в брезентовом плаще и резиновых сапогах, вот только у него лицо надежно скрывалось за надвинутым капюшоном.

– Луша, спасибо, что согласилась со мной встретиться, – проговорил Ермолаев. – Я не знаю, насколько важно то, что я накопал, может быть, это все глупость неимоверная.

Лика практически не слушала, что он говорит, погруженная в свои воспоминания. Лицо. Ей надо вспомнить лицо человека в дождевике. Почему он всплыл в ее сознании? Что он делал? Где стоял? Почему она вообще сейчас его вспомнила? Бубнеж Ермолаева мешал ей сосредоточиться.

– Дмитрий Владимирович, – с досадой сказала Лика, бросив тщетные попытки вспомнить, – вы бы уже начали рассказывать по порядку, а то мы понапрасну теряем время.