В почте оказалось еще одно письмо. Когда я вскрыл конверт, из него выпал чек на 250 000 фунтов, оформленный на мое имя.

Вот это-то и было странно.

Сначала я принял чек за очередную «макулатурную» завлекалку. Один из тех хитроумных трюков, что заманивают дурачков-покупателей: «250 000 фунтов уже практически Ваши! Осталось лишь позвонить по указанному номеру»; а внизу – сноска мелким шрифтом: «Стоимость минуты звонка – 250 000 фунтов».

Но я ошибся.

Это был самый настоящий банковский чек на 250 000 фунтов, оформленный на мое имя.

Чек был подписан мистером Л. Уинтропом (старшим) из «Уинтроп, Уинтроп, Голдблюм и Кэй» (адвокатской конторы).

И все. Никакого сопроводительного письма. Никаких пояснений. Ничего.

Канцелярской скрепкой к письму был прикреплен сложенный пополам листок линованной бумаги, вырванный из блокнота. Развернув его, я сразу узнал неподражаемые каракули Винса:

Сыну, которого у меня никогда не было.

Похоже, здравого смысла у меня оказалось меньше, чем денег. Решай сам, что с ними делать, когда придет время.

Удачи тебе, дружище.

Винс.

P. S. Да благословит Господь албанцев, умеющих по достоинству оценить настоящий талант. Может, тебе стоит попытать счастья там?

Я позвонил в адвокатскую контору, подтвердить получение чека. Говорил с Лайонелом Уинтропом (старшим). Он объяснил, что данная сумма была выплачена Винсу за две недели до смерти и представляет собой гонорар от продаж его хита «Кремовый свитер, синие джинсы». Оказывается, пластинка побила все рекорды популярности, став самым продаваемым диском за всю историю Албании. Общий тираж превысил два миллиона, а сам диск продержался на верхней строчке албанского хит-парада в течение семи месяцев и стал сдавать позиции лишь в июне. Но в том же июне пришло сообщение о смерти Винса, и рейтинг пластинки моментально подскочил, вернувшись на прежнюю позицию, где и остается по сегодняшний день. Мистер Уинтроп (старший) также пояснил, что, будучи единственным законным наследником имущества Винса, я могу ожидать подобных чеков каждые шесть месяцев в течение всего времени, пока пластинку продолжают крутить по албанскому радио. И добавил, что, поскольку «Кремовый свитер, синие джинсы» является одним из пяти дисков, официально разрешенных к трансляции по албанскому радио, я, вероятно, буду получать регулярные чеки еще очень и очень долго.

Я положил трубку, и слезы сами полились у меня из глаз. Это были слезы радости вперемешку со слезами вины. Нужно, правда, признать, что слезы вины закончились довольно быстро. Остаток дня я провел, насвистывая мотивчик «Кремового свитера, синих джинсов» и разглядывая карту Албании в географическом атласе.

Решай сам, что с ними делать, когда придет время.

Я думаю, время пришло. Время покупки нового «порша» (разумеется, во имя светлой памяти Винса Зависти).

Я всегда считал, что узнаю о том, что стал отцом, самым традиционным образом. Из родильной палаты выйдет врач в зеленой маске, халате и резиновых перчатках, пожмет мою руку и протянет сигару. «Поздравляю вас, Саймон, вы стали отцом». И уж чего я никак не ожидал, так это того, что придется включать НТВ-1 и узнавать новость одновременно с двенадцатью миллионами человек.

Когда пошли первые кадры «Меча правды», я буквально оцепенел. Я не знал, как реагировать, когда Мими все-таки откроет свой секрет. Обрадуюсь ли я, если отец – я? Расстроюсь ли, если нет? Обрадуюсь ли, если отец не я? Расстроюсь ли, если да?

Я смотрел на бегущие титры и понимал, что ненавижу Дэвида Малрайана – пусть не настолько сильно, как Рикардо Манчини, но явно с запасом ненавижу. Заставка программы оказалась не менее претенциозно-надменной, чем сам ведущий. Энергичный и громкий рок служил фоном для черно-белых кадров с бегающим и прыгающим Малрайаном, которые то и дело прерывались крупными планами его физиономии, изо всех сил пыжащейся удержать торжественную мину. Наконец заставка кончилась, и кадр плавно растворился, уступив место изображению Малрайана, неторопливо шагающего по улице захудалого городского микрорайона, в котором я сразу признал место, где обитала Мими.

И почувствовал себя виноватым.

– Обычные городские трущобы, – вещал Малрайан, шагая мимо заброшенного здания. Говорил он медленно, смакуя каждую фразу. Но особенно раздражала его ужасная привычка лишний раз подчеркивать слова «это» и «здесь».

– Муниципальные микрорайоны вроде этого можно встретить по всей стране. Но этот, в Хэкни, – особенный. Именно здесь нашла приют одна из известнейших на сегодняшний день мам Британии. Именно здесь, в этом самом доме, живет героиня нашей программы. Мими Лоусон.

Вид городских трущоб сменился видеорядом из наиболее ярких моментов карьеры Мими. Здесь были все уже знакомые зрителю образы: «Завтра начинается сегодня», «А вот и Мими!», шоу «Моркамб и Уайз», Мими, приседающая в реверансе и смеющаяся вместе с королевой.

Когда камера вернулась к Малрайану, тот уже поднимался по лестнице, стены в подъезде были сплошь покрыты надписями и рисунками.

– Тайна, приковавшая к себе внимание всей Англии на целых девять месяцев. Загадка, о которой говорят все: от членов королевской семьи до простых беженцев, от политиков до поп-звезд. И сегодня, в прямом эфире НТВ-1 мы станем свидетелями эксклюзивного интервью с главным персонажем этой загадочной истории и получим ответ на животрепещущий вопрос «Кто же отец ребенка Мими Лоусон?»

Следующий монтаж. На сей раз из подборки новостей и таблоидных заголовков с историей беременности Мими и споров вокруг нее. Блиц-опросы на улицах насчет версий о возможном отцовстве, клипы из выступлений комиков с шутками по этому поводу и под конец – еще раз драка между мной и Манки на съемочной площадке «Вы – в пролете».

Когда в кадре вновь появился Малрайан, он уже сидел в квартире, очевидно служившей пристанищем Мими. Квартира явно нуждалась в ремонте и уборке: грязная, обшарпанная, повсюду ужасный беспорядок. Малрайан представил Мими зрителям. Камера взяла ее крупным планом, и я тут же поймал себя на мысли, что Мими выглядит одинокой, покинутой и будто выгоревшей изнутри, как те машины, что захламляют улицы ее микрорайона. Материнство и напряжение последних месяцев явно сыграли свою роль.

Малрайан мягко втягивал Мими в разговор. Начал он с того, что зрители, вероятно, сейчас сильно удивились, увидев, в каких условиях та ютится. Мими пояснила, что в восьмидесятые ей пришлось несладко, и даже сейчас, когда все вокруг только и говорят, что о ней и ее ребенке, она едва сводит концы с концами.

– Все почему-то считают, что шоу-бизнес приносит баснословные барыши, но это не так, – вздохнула Мими, и я не мог с ней не согласиться.

Манера съемки напоминала знаменитое интервью Мартина Башира[50]с принцессой Дианой. Малрайан прощупывал собеседницу, но с пониманием и сочувствием. Мими вела себя сдержанно, но выражала мысли ясно и четко. Малрайан спросил о ее карьере в бытность «ребенком-звездой» и о довольно бурных отношениях с матерью. Затем он осторожно коснулся трех неудачных браков и борьбы с «зеленым змием». Но все это, разумеется, было лишь легким разогревом перед «убийственным» вопросом.