На этот раз пришел мой черед обхватить голову. Готов поклясться, я слышал гогот соседей через стенку, и знал, что теперь мне не будет проходу: люди на улице еще долго будут тыкать в меня пальцами и мычать мне вслед.

– Что ж, Мими, раз это не Рикардо Манчини и не Саймон Питерс, вопрос так и остался неразрешенным: кто же отец вашего ребенка?

Мими вновь глотнула воды и медленно выдохнула. Она даже закрыла глаза, но уже через секунду вновь открыла их и посмотрела прямо в объектив: так, словно хотела донести суть того, что собиралась сказать, до каждого телезрителя в отдельности.

– Винс Зависти.

Я не верил своим ушам.

– Винс Зависти? Бывшая звезда рок-н-ролла? Тот, что трагически скончался в июне этого года?

– Мы были любовниками много лет, – сказала Мими.

Она выглядела искренне опечаленной, глаза ее затуманились от слез. Я еще никогда не видел Мими столь уязвимой.

– Про такие отношения иногда говорят: «то пусто, то густо». Густо, правда, было гораздо реже. Мы познакомились во время вест-эндовской постановки «Вспышек» в начале восьмидесятых. Он был красавцем и исполнителем главной роли, а я – по уши влюбленной девчонкой. Мы стали любовниками и оставались ими многие годы.

– Он был женат в то время?

– Разведен. Знаете, это даже превратилось у нас в дежурную шутку: стоило одному из нас развестись, и мы тут же опять бросались друг к другу.

– И он никогда не предлагал вам выйти за него замуж?

– Нет, но, я думаю, собирался. Мне кажется, именно поэтому Винс и устроил мне роль в пантомиме в Гримсби. Это был последний шанс бросить на стол кости наших отношений, последняя возможность попробовать сойтись вновь.

– И как, получилось?

– К тому времени Винс уже окончательно спился, и мы постоянно ссорились из-за этого.

– Отсюда, как я понимаю, и флирт с Питерсом и Манчини?

– Я просто хотела заставить Винса ревновать, но, говоря по правде, он все время нажирался и ничего вокруг не замечал… Ой, простите, ничего, что я сказала «нажирался»?

Малрайан беспомощно воздел руки к небу, словно хотел сказать, что вообще-то так говорить нельзя, но все равно уже слишком поздно.

– А почему тогда Питерс и Манчини в голос заявляют, что вы их преследовали?

– Да никого я не преследовала, – рассердилась Мими. – После пантомимы Винс просто исчез. Я была в отчаянии. Пыталась найти его, чтобы сообщить, что он станет отцом. Думала, Саймон и Рикардо могут знать, где он, но, хотя оба и утверждали, будто они его лучшие друзья, на самом деле никому из них не было до Винса никакого дела.

– Так вам удалось сообщить Винсу что он станет отцом?

Глаза Мими наполнились слезами. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула:

– Нет. После пантомимы я его больше не видела. Он… умер раньше, чем я смогла ему сообщить. Винс всегда хотел ребенка, и теперь, с рождением Джессики – так, кстати, назывался один из его хитов, – я чувствую, что сделала ему этот подарок, даже несмотря на то, что он его так никогда и не увидит.

– Как, по-вашему, девочка похожа на своего отца?

– Да, Джессика очень сильно напоминает мне Винса. Она определенно Папина Дочурка.

Мими больше не в силах была сдерживаться и тихонько заплакала. Тут и я вдруг понял, что тоже плачу. Тяжелые, крупные слезы стекали по моим щекам, и вскоре я уже сотрясался в безудержных рыданиях.

Тогда я уже знал, что с «поршем» придется подождать.

Я брел мимо заброшенных домов и насквозь проржавевших автомобилей. Когда вошел в подъезд и стал подниматься по лестнице между исписанных и разрисованных стен, в нос ударил кислый запах мочи. Вот она, та самая дверь. Голубая краска местами облупилась, а одну из стеклянных панелей, вдребезги разбитую, сменил лист картона. Я достал из кармана конверт. В нем лежали рождественская открытка и чек на 250 000 фунтов стерлингов, выписанный на имя Джессики Лоусон. На конверте я сделал приписку: «Дочери, которой у меня никогда не было». Я просунул конверт в щель для писем и вышел из подъезда, чувствуя себя более порядочным человеком.

Газета «Сан» в своей колонке «Странно, но факт» сообщила, что хит Винса 1964 года «Кремовый свитер, синие джинсы» будет использован в следующем рекламном ролике «Ливайс» и что «Полидор», владеющие правами на песню, хотят успеть выпустить пластинку уже к грядущему Рождеству (с «Джессикой» на второй стороне). Виктория Ньютон, редактор «Сан» по шоу-бизнесу, даже намекнула, что это будет рождественский хит номер один.

Все таблоиды наперебой превозносят Винса, называя его не иначе как гением, а «Полидор» сегодня вообще объявили о намерении снова выпустить полное собрание песен Винса, включая ранее не издававшийся альбом под названием «Годы в Вегасе». «Дейли миррор» сообщила, что Эндрю Ллойд Веббер планирует создать мюзикл о его жизни. Премьера «Жизни Зависти» пройдет в «Палладиуме» осенью следующего года.

Я позвонил Лайонелу Уинтропу (старшему) и поручил учредить доверительный фонд на имя Джессики и организовать дело так, чтобы все гонорары Винса переправлялись туда.

С глаз словно спала пелена, и мир открылся передо мной в новом свете.

Теперь это Новый Я.

Я позвонил Чарли и сказал, что меняюсь на глазах. Что теперь, когда мы помирились с отцом, все видится совсем иначе; что, учредив доверительный фонд для Джессики, я чувствую себя удивительно хорошо. Я рассказал ей, что устал думать лишь о собственных интересах и не хочу больше быть знаменитостью.

– Кем же ты хочешь быть?

– Филантропом, гуманистом, альтруистом, хочу творить добро и совершать благие деяния.

– О боже! На тебя что, просветление нашло?

– Нет… Просто мне хочется быть хорошим человеком.

– Ты и так хороший человек, Саймон.

– В самом деле?

– Да.

Чарли выдержала паузу.

– Даже когда ты был озлобленным, испорченным эгоистом, зацикленным на собственной личности, у которого амбиций больше, чем таланта, а честолюбия столько, что с лихвой хватит на весь Йоркшир, ты все равно оставался по-настоящему хорошим, милым, внимательным и чутким человеком.

Несмотря на шутку насчет озлобленного, испорченного эгоиста, зацикленного на собственной личности, я не мог не отметить искренности Чарли, когда она говорила про милого, внимательного и чуткого.

Чарли вдруг стала совершенно серьезной.

– Я всегда считала тебя таким. Только слепой мог этого не замечать.