если хочешь, можно прямо завтра вечером.

Она допила шампанское, поднялась и подошла ко мне:

– Спасибо за праздник, – сказала она и поцеловала меня в щеку.

– До завтра.

День мой закончился на этих словах и на ее фигурке, удалявшейся по темной аллее, пока она не исчезла совсем, как короткий, умолкающий человеческий голос.

39

На следующий день Офелия ждала меня спозаранку у закрытых ворот. Я узнал ее издалека и представил причины ее экзистенциального клинамена[37].

– Поедем сейчас? – спросила она, когда я доставал ключи; на себя вчерашнюю она была не похожа.

Я уже привык к постоянным переменам ее настроения, к этой тени, блуждающей в поисках тела, к которому можно пристроиться, но тем не менее ее вопрос застал меня врасплох. С места в карьер. Надо очень внимательно выбирать слова, которые мы говорим немногословному человеку, – он их обдумывает, взвешивает, оценивает, прежде чем принимает решение. Я думал, мы договоримся встретиться в один из ближайших дней, у меня было бы время собрать информацию, подготовиться к выходу за пределы моего кладбища, нескольких квадратных метров моей вселенной, и за пределы Тимпамары. А сейчас придется импровизировать.

Она заметила мои колебания.

– Наверное, я должна была выждать время, заранее с тобой договориться, но я проснулась сегодня с этой мыслью, которой завтра может не быть, и мы никогда не осуществим задуманное. Поехали сегодня, если, конечно, хочешь, попытка не пытка, попробуем, только не говори, что не можешь.

Она схватила меня за руку и крепко сжала. Я положил сверху другую руку, заточив ее пальцы, словно в тюрьму.

Слова ее придали мне куражу.

– Тогда пошли, – сказал я, сжимая обе ее руки.

В табачной лавке купил билеты на автобус, мы уселись на скамейке и стали ждать.

– Хочешь пить? Тут рядом бар… у нас еще есть двадцать минут до автобуса.

– Мне и здесь хорошо, – сказала она, зажав руки между коленями, словно чтобы согреть, хотя было отнюдь не холодно.

– Ты что-нибудь уже придумал? – спросила она, растирая руки.

– Ты имеешь в виду сумасшедший дом?

– Да.

– Я никогда там не был, когда приедем, что-нибудь сообразим.

Она посмотрела на свои руки.

– Сегодня мне приснился сон. Может, поэтому я с утра такая предприимчивая.

– Что снилось? Можешь рассказать?

– Сны скучно пересказывать. То, что приснилось другим, волнует нас, как прошлогодний снег.

Я улыбнулся.

– Что смешного? Только не уверяй меня, что тебе нравится слушать сны!

– Нет, конечно, примерно то же самое я испытываю, когда натыкаюсь на описание сна в какой-нибудь книге. Я думаю, что это трюк, к которому прибегает писатель, когда ему требуется спасательный круг, ведь в сон можно поместить все что угодно, продвинуть развитие событий, растолковать непонятное, добавить прозрачный намек или же просто увеличить объем книги на несколько страниц. Тогда я переворачиваю страницу. Напоминает музыкальную комедию: когда актеры начинают петь, я опускаю глаза и рассматриваю носки своих ботинок в ожидании, когда они закончат.

– Какой же смысл смотреть музыкальную комедию, если ты терпеть не можешь пение?

– Тоже правда. А ты любишь кино?

– Да.

– Сходим как-нибудь вместе?

– Да.

Я снова улыбнулся и теперь уже первый сжал ее руку.

– Мне многое хотелось бы сделать с тобой вместе.

– Мне тоже, – сказала она и пристально посмотрела мне в глаза.

Последовало молчание, потом на ветру заколыхались ветви, потом Еврипид Белькастро пересек дорогу, усиленно жестикулируя, потом издалека послышался треск разбитого стекла, потом подъехал автобус.

Мы вошли.

– Нам нужен сумасшедший дом, подскажете, где выйти?

Водитель кивнул. Я последовал за Офелией, которая направилась в дальний конец автобуса, подальше от взглядов шофера, который пялился на нас, глядя в зеркало заднего вида. Она захотела сесть у окна.

– Я всегда здесь сажусь, – сказала она, приоткрыв щелочку своей будничной жизни.

Я смотрел вперед, время от времени пересекаясь со взглядами надоедливого водителя.

– Тогда ты такой же, как я, – сказала Офелия.

– В каком смысле?

– Ты тоже не любишь выслушивать чужие сны.

– Твой мне хотелось бы послушать, но боюсь оказаться навязчивым.

Она смотрела в небо, я – на ее отражение в стекле.

– Мне приснился ты. Странный сон, значит, вещий. Я была в свадебном платье, наверное, мы должны были пожениться, но мы плутали по лесу, потом ты вдруг исчез, я бросилась тебя искать и вижу – ты сидишь на верхушке дерева. Не можешь сдержаться от смеха и не видишь, что ветка под тобою трещит, а когда она отвалилась, то упал не ты, а я, бесконечное падение, но когда я должна была расшибиться, ты поймал меня в объятия и мы продолжили гулять по лесу… – Последовала пауза. – Наши сны, наверное, такие же, как у писателей, мы их рассказываем, когда нечего сказать, просто убиваем время. Стратегия отвлечения. Переворачивай страницу, – сказала она с намеком на улыбку.

– А было бы неплохо.

– Что?

– Сон. Мне понравился. Возможно, он выражает твой страх и мое желание, кто знает? Трюки надо сперва разгадать, чтобы понять, что это – трюки.

Офелия снова уставилась в небо.

– В свадебном платье ты, наверное, волшебная красавица, – добавил я в завершение, надеясь, что она видит собравшиеся в небе облака, напоминающие шлейф невесты, прямо над нашими головами, как благословление, как конец междоусобицы между запросами мужчины и ответами вселенной.

Вдалеке показались полоски моря, а потом мы поехали вдоль него. Это указывало, что мы приближаемся к Маравакате, где находился сумасшедший дом. Офелия смотрела на море, как дети на карусель.

– Я никогда не была на море, – сказала она. Мне показалось это невероятным. – А ты?

– Я – да. В детстве у нас была утлая лодка, мы плавали каждое лето, пока не умерла мама…

Это было как пощечина – внезапное воспоминание о веселых летних каникулах, погребенное невесть где вместе с грудой счастливых детских дней. Слишком больно на этом задерживаться.

Промелькнул дорожный знак с названием города, я стал оглядываться по сторонам на случай, если водитель забудет нас предупредить. Почти в конце города, когда мне уже казалось, что мы проехали свою остановку, автобус затормозил.

– Вам выходить, – сказал водитель, повернувшись в нашу сторону.

– В котором часу вы поедете обратно? – осведомился я, прежде чем выйти.

– Представления не имею, там есть расписание, сами разберитесь, – показал он на электрический столб, к которому было прибито объявление.

Первым делом мы решили справиться с расписанием. Автобус отъехал.

– Если успеем, можем сесть на двенадцатичасовой, – сказал я Офелии, которая меня не слушала, а всматривалась в громадину психиатрической больницы.

В Калабрии ее знали все. Не было ни одной семьи, которая так или иначе не